Мюррей Лейнстер - На суше и на море 1960

— А жизнь, — подхватил Руссель, — чужая жизнь вовсе не такая простая вещь, чтобы о ней можно было судить с высоты птичьего полета. Диковинного и интересного во всякой стране много: обнять все невозможно. Вот и получается, что в книгах нам представляют все редкостное, праздничное, так сказать, казовое. Не жизнь, а сплошной праздник. Но из семи дней недели шесть проходят в будничных условиях, а в буднях-то как раз и объяснение и разгадка всей жизни страны. Если бы я начал описывать Гавайские острова, то начал бы не с общего описания, не с их столицы, не с архитектурных памятников и курьезов природы, вроде вулкана Мауна-Лоа, а с будничной жизни гавайского села. Например, хотя бы с Вайанае…

— Да, Вайанае весьма характерный для Гавайских островов поселок, — сказал Гесслер.

— Расскажите нам, пожалуйста, о Вайанае, — попросил Руссель.

— Что же вам рассказать?

— Начните с природных условий, как это бывает во всех географических описаниях.

— Что же, — улыбнулся Гесслер, — попробую удовлетворить ваше желание. Но, ей-богу, не ручаюсь за достоинство моего рассказа. Ведь я впервые выступаю в роли ученого-географа.

Все рассмеялись.

— Вайанае, — утрированно академическим тоном начал Гесслер, — находится под 158°16′ восточной долготы и 2 Г 26' северной широты на острове Оаху в трех часах пути от Гонолулу. Расположено это селение на западном краю острова, у самого океана, при устье маленькой речки, — Гесслер передохнул и уже обычным своим голосом спросил: — Ну как, гожусь я в ученые?

— Вполне.

Но мало-помалу Гесслер увлекся своим рассказом… Гесслер жил на Гавайях уже второе десятилетие, он прекрасно знал природу островов и быт их обитателей и умел рассказать обо всем этом.

— Когда-то, — рассказывал Гесслер, — горы вокруг Вайанае были покрыты сандаловыми лесами, а долина зарослями пандануса, но теперь леса вырублены, панданус сведен, а вся долина покрыта альгеробой.

Лет десять назад кому-то вздумалось вывезти из Аризоны эту мелколистую мимозу, и скоро она расплодилась и покрыла густым лесом все прибрежные части острова. В этих местах тенистое, защищающее от тропического солнца дерево уже одним этим представляет большое удобство. Без альгеробы страдающие от засухи берега острова были бы пустыней.

И это еще не все. Кроме тени, альгероба дает чудесный корм для скота. А растет она без всякой поливки на любой почве — в сыпучем песке и чуть ли не на голом камне — и вырастает настолько быстро, что в три-четыре года достигает высоты крупного дерева.

Но насколько альгероба оказалась благодеянием, настолько другое ввезенное растение — лантана — стало настоящим бедствием для Гавайских островов. Ей здесь так понравилось, что она быстро заполнила целые долины, заглушив всю другую растительность. Из маленького растения она превратилась в высокий и колючий кустарник.

Из туземных растений в Вайанайской долине встречаются кокосовые и финиковые пальмы, тенистые деревья манго, светлолистые бананы, апельсины, лимоны, кукуй… Между прочим, плоды кукуй — крупные маслянистые орехи — гавайцы раньше нанизывали на лучину и употребляли вместо свечей.

Животный мир нашего острова не особенно богат. Прежде всего скажу, что здесь совсем нет крупных хищных зверей. Все звери острова — не что иное, как одичавшие домашние животные: свиньи, лошади, козы; птицы — индюки, утки, куры, фазаны, павлины, майны… Последние (это серые птички чуть поменьше сороки) были привезены с Зондских островов. Думали, что они будут истреблять вредных насекомых. Но майны обманули все ожидания и стали питаться ягодами лантаны, и лантана благодаря им проникла теперь во все уголки острова.

У нас вы не встретите змей и вообще никаких пресмыкающихся, кроме маленьких ящериц. Но эта ящерица питается только молью и комарами, и поэтому всякий старается залучить ее к себе в дом. Даже лягушек — и тех нет.

— Но вот и Вайанае, — перебил себя Гесслер, когда поезд, миновав сухую, покрытую лавой равнину, сменившую заросли тростника, выехал в долину на самом берегу моря. — Так что моя лекция на этом кончается. С населением Вайанае вам придется знакомиться самим…

Вайанае. Фабричная труба. Маленькая деревушка, приютившаяся в тени развесистых альгероб. Вокруг зеленые поля и рощи кокосовых пальм. За полями высокие, тоже зеленые горы. С другой стороны тихое голубое море, белеющее на горизонте пеной бурунов, разбивающихся о подводный барьер коралловых рифов…

У станции приехавших уже ожидали две коляски.

Коттедж, предназначенный для Русселей, находился на краю деревни. Его только что отстроили, и он был полон запаха струганых досок и краски, в нем, несмотря на стоявшую жару, веяло прохладой.

Гесслер вошел в дом первым. Он деловито защелкал выключателями, зажег во всех комнатах электричество и, видимо, считая свою миссию законченной, начал откланиваться:

— Сегодня вечером у меня соберется все наше общество. Моя жена туземка и к тому же невероятная патриотка. Сегодня она затеяла парадный гавайский обед. Все будет устроено и сервировано по-гавайски, будут подаваться исключительно гавайские блюда. Должен предупредить вас, что гавайская кухня недурна. Я и моя жена очень просим пожаловать вас на обед. Вам будет интересно.

Гесслер поклонился и вышел.

Джон Руссель и его жена остались одни в доме.

— Наш новый дом, — тихо сказала миссис Руссель.

— И новая страница нашей жизни, — так же тихо сказал Джон.

— Ты очень устал, милый. Ты отдохнешь здесь. И обо всем, обо всем позабудешь…

— Забвения не дал бог, да он и не взял бы забвения… Хочешь, я прочту тебе кое-что?

— Стихи, старый идеалист?

— Это не стихи. Это просто мысли вслух. Слушай.

И Джон Руссель начал читать. Его голос, сначала дрожавший, креп с каждой строкой и с каждой строкой становился все печальнее и печальнее.

Послышался легкий стук в дверь.

— Войдите.

Дверь отворилась, и на пороге показался маленький худой японец, он улыбался, мял в руках свою маленькую красную шапочку и отвешивал низкие поклоны.

— Я Такато, — наконец, тихо произнес японец, — Мистер Гесслер сказал мне, что вам нужен слуга.