Анастасия Ликова - Волк в овечьей шкуре - 1 [СИ]

- Уже нет. Ладно, пойду мыть посуду. Всегда так, на младших выезжаете, - я вышел из ванной и, показав язык, закрыл дверь.

Помыв посуду и прибравшись на кухне, нашел в своей сумочке сигареты, вышел на балкон и закурил, наслаждаясь теплым ветерком, который постоянно забирался мне под тонкий и коротенький халатик, лаская грудь. Покурив, я вернулся в квартиру.

Пока Марина моется, нужно проверить свой тайник. Пройдя в спальню, приподнял в углу ковер и, надавив на плинтус, поднял доску. Взору открылось углубление на полметра. Достал оттуда железную коробку, открыл ее и, немного подумав, взял из пачки десяток купюр номиналом 500 евро. Затем извлек сверток из промасленной тряпки и, взяв "макара" и две обоймы в запас, быстро сложил все обратно и закрыл тайник. Про него Марина не знала. Она знала другой, в ванной, я показал его Марине на тот случай, если ей понадобятся деньги, и оружия там не было.

И вообще, за время службы я сделал не один тайник, они были у меня и в самой Москве, и в Железнодорожном, и еще кое-где по области. Даже кое-что было на севере. Правда, им я уже воспользовался. Но самый ценный был у меня здесь, в Железнодорожном. Устроен он был в гараже, про который не знали даже самые близкие. Гараж был оборудован так, что в нем можно было жить даже зимой за счет центрального отопления. Там я иногда отлеживался. Туда я стаскивал кое-какое отработанное и списанное оборудование, но оно было вполне рабочее, те же жучки или маячки. Имелось несколько сканеров, которыми можно было захватить и прослушать телефон, не оборудованный защитой или с защитой низшего уровня. Что-то мне отдавали со склада, что-то попадало сюда после проведенной операции и считалось утраченным. Как, например, те же маячки или жучки. Любой программист среднего звена, имея определенную программу, мог привязать все это к обычному ноутбуку. Что и было сделано, только привязывал не обычный программист, а спец из нашей конторы прямо у себя в отделе. Конечно, все это было в небольших количествах, но одну серьезную операцию провести можно. И еще, все это было уже устаревшим, но против кого оно должно было работать, вполне подходило. А это небольшие бандитские группировки, которые даже в двухтысячных иногда как комары мешают жить. Серьезная структура защитится без проблем.

Я не знаю, зачем я достал пистолет, вроде все тихо, но тревога Марины начинала передаваться мне, и внутри появился какой-то мандраж. Что-то мне подсказывало, что до спокойной жизни еще далеко. И вообще, нужна ли она мне, спокойная жизнь?

Открыв прикроватную тумбочку, чтобы положить туда оружие, я вдруг застыл, увидев фаллос сантиметров двадцать. Выдохнув воздух и издав при этом грудной стон, вдруг почувствовал, как начинает теплеть внизу живота. Я быстро закрыл ящик, прошел к другой тумбочке и положил оружие. А тем временем начиналось то, что сильно мешало мне думать. Стоило мне увидеть игрушку, у меня снова стало горячо и мокро между ног, и о чем-либо думать я уже не мог.

Нужно было отвлечься, и я стал обходить всю квартиру, изучая что где лежит. В одном из шкафов увидел свой армейский альбом. Усевшись в кресло, положил его на колени и, тяжело вздохнув, открыл его. С первой же страницы на меня смотрело юное лицо того мальчика, которым был я много лет назад. По-детски пухлые губы плотно сжаты, над верхней губой юношеский пушок. Нет никакого намека на щетину. В детском наивном взгляде еще нет ничего: ни страдания, ни боли, ни злости, взгляд живой и светлый. Из-под великоватого кителя виднеется бело-голубая тельняшка, а на голове неумело надет голубой берет. Это единственная фотография, оставшаяся из учебки в Ташкенте.

Улыбнувшись этому мальчику, я перевернул страницу. Там уже пошли другие будни. Сразу в памяти начали всплывать имена тех, кто был рядом на фото. Вот мы под Баграмом, я уже сержант. А вот мы в Кандагаре, у меня уже есть ранение, медаль. Это опять Кандагар. Это мы после удачной охоты. И это Кандагар, - листал я страницы альбома и уносился мыслями в далекое жестокое время, когда был молод, полон сил и желания, когда наивно верил командирам, которые ради своей наживы отправляли ребят на смерть. Не все, конечно, но были и такие.

Я перевернул очередную страницу. И вновь на меня смотрел тот мальчишка, что и в начале. Только что-то изменилось в нем. Потрескавшиеся обветренные губы застыли в печальной слабой насмешке, больше похожей на оскал волчонка, обветренное и опаленное афганским солнцем и побитое ветром лицо посерело и как-то осунулось. Взгляд уже не излучал детскую наивность, на нее не было даже намека, а читались боль, усталость и безразличие. Уже тогда, если присмотреться, можно было увидеть холодный безразличный взгляд хищника. Не будет больше того наивного взгляда, как и не будет того мальчишки; он остался там, в горах Афганистана, в своем первом бою, где погиб почти весь взвод.

Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. И как в кино понеслись кадры того страшного дня, когда наш практически не обстрелянный взвод, три дня назад прибывший из Союза, бросили против "черных аистов". Предательская слеза выступила сквозь закрытое веко. "Не надо сырости", - я хотел смахнуть слезу пальцами и чуть не выколол себе глаз ногтем. Черт, надо подстричь.

В зал вошла Марина:

- А ты что не спишь еще? Посуду помыла? - строго спросила она.

Я опять посмотрел на фото:

- Вот видишь, Серый, в кого ты превратился: твоя же дочь командует, - сказал я. И, отложив альбом, встал и дурашливо ответил: - Да, Мариночка, посуду я помыла, стол вытерла и пол протерла. Можно, я погуляю?

Марина, увидев мои красные глаза, вдруг застыла:

- Ты что, плачешь?

- Я? Ты шутишь, просто ресничка попала. А пока вытаскивал ногтем, глаз задел.

- Я же вижу, - она вздохнула и села в кресло, притянув меня к себе. - Поверь, все будет хорошо. Я знаю, что тебе нелегко ко всему привыкнуть, но если ты примешь себя таким, какой ты сейчас есть, смиришься с этим, тебе будет легче. Ты не можешь ничего изменить, так прими это, как свою новую жизнь, как будто ты родился заново.

- Наверное, ты права, Марина, но мне нужно время. Время все лечит. Ладно, я сейчас усну на ходу. - Я встал и, легонько ущипнув ее за сосок, побежал в спальню.

- Ай! Ну, держись! - Она бросилась за мной.

Догнав меня у самой кровати, обхватила, и мы вместе завалились на кровать. Она начала меня щекотать, пытаясь добраться до соска, а я как мог защищался. Мне просто захотелось разрядить обстановку и поиграть. Зажав ладонями грудь, я резко повернулся, и острая боль прошила раненое плечо. Я вскрикнул и затих.

- Что с тобой? - испугалась Марина.

- Что-что плечо кольнуло. Меня нельзя обижать, - тихо произнес я и улыбнулся.

- Ах ты! - Марина опять накинулась на меня.