Морис Ренар - Тень призрака (антология)

У них несомненно существовал свой язык — и я даже начал понимать несколько слов, но потом забыл.

Так вот мы с нею много разговаривали, когда оставались вдвоем; я по-своему, а она по-своему; и — уж не знаю почему ей это доставляло удовольствие.

Я для них сделал кое-что действительно полезное: увеличил и улучшил их шалаш — так что они своим глазам не верили; сделал им из шипов вилки и испытывал большое искушению познакомить их со спичками; но у меня была в кармане только одна коробка, и я должен быль беречь ее — на случай, если вырвусь на свободу. О существовании этой коробки они не подозревали, как не подозревали о существовании самих карманов: за все время моего пребывания у них я ни разу не снимал одежды, и им и не снилось, что она снимается: по их мнению, очевидно, она представляла особый видь шерсти, и я родился в готовом виде — в голубой фланелевой рубашке и изодранных брюках. Раз как-то «Госпожа Звено» обратила особенное внимание на протертое колено, приняла это, должно быть, за ссадину и принялась любезно растирать больное место каким-то растительным клеем, за которым тут же слазила на дерево. Словом, эта парочка обращалась со мной самым любезным образом.

«Госпожа Звено», надо сказать правду, сделала на меня изрядную стойку! Пожалуйста, заметьте, что я отношусь к ее характеру и нравственности с полным уважением: эти «Звенья» были вполне достойными супругами; но новость и таинственность моего существа, очевидно, внушили ей платонические чувства, и за это упрекнуть ее никак нельзя. Она всегда выбирала для меня лучшие куски, приносила воду в какой-то шелухе, выкапывала какую-то съедобную репу и никогда не уставала трепать меня но щеке. Ее супруг не ревновал ни капельки.

Между тем я продолжать стремиться всеми моими помыслами к ружью. Я не знал, куда они его запрятали и что о нем думали; может быть, находили в нем что-нибудь недостойное приличного дома.

Мне совестно признаться, что я овладел моим ружьем посредством хитрости, познакомив «Госпожу Звено» с искусством целоваться.

Я не раз объяснял ей, что прошу отдать мне ружье, и она наверное понимала — но ружья не приносила. Тогда, в один из наших tete-a-tete, я обнял ее за талию и поцеловал. Это произвело на нее поразительное впечатление; она пришла в неописанный восторг и научилась нашему тонкому искусству в две минуты. Я сейчас же прекратил урок. Когда мы опять остались одни, она начала оживленно объяснять знаками, чтобы возобновить это новое занятие; но я делал вид, что ничего не понимаю, и упорно требовал свое ружье. Тогда она вскочила и убежала в чащу; я думал — рассердилась, но нет: через несколько минут приносит мне ружье. Тут я ее поцеловал самым искренним образом и, говоря по правде, почувствовал даже нежность, хотя физиономия у нее была отвратительная.

Я спрятал ружье под свою постель — что она, очевидно, одобрила: значит, взяла для меня ружье из потайного места не без риска разгневать своего супруга. Ночью, когда они оба крепко уснули, я выскользнул из шалаша.

Мне совестно было уходить таким образом, без прощанья, не сказав дружеского слова, — но, конечно, это было невозможно. Чтобы хоть чем-нибудь выразить свою благодарность, я оставил подле постели «Госпожи Звено» осколок зеркала, который носил в кармане. Надеюсь, это ее вознаградило за разочарование.

Почти всю ночь я бежал, так что к утру между нами было миль пятнадцать. Потом прилег заснуть, а когда проснулся, солнце было уже высоко, и сквозь чащу блестело что-то голубое: я добрался до моря!..

На мое счастье, не очень далеко от берега проходил пароход; я начать делать всякие знаки и около полудня был уже среди европейцев.

Ну, а теперь, джентльмены — верьте или не верьте, это ваше дело, но «Недостающее Звено» живет где-то у восточных берегов Индостана: мне это доподлинно известно, хотя и не я нашел его, а он меня. Я никому этого раньше не рассказывал, потому что не хочу, чтобы меня приняли за репортера; но если бы вы видели мое ружье, то без труда разглядели бы на нем следы зубов, потому что мои любезные хозяева его основательно пробовали на вкус. И это доказываете одно из двух: или на свете есть человек, который может почти насквозь прокусить литую сталь; или этот человек есть «Недостающее Звено», которое так желал бы отыскать господин профессор.

— Ладно ребята, — сдался старик-капитан на наши просьбы, — расскажу об одном происшествии, какого и нарочно не выдумаешь.

Он отложил свою трубку и, порывшись в объемистом бумажнике, вынул из него две измятые и засаленные газетные вырезки.

— Я открою вам истину об источнике того удивительного события, которое произошло на окраине Сибири, зимой, 1896—97 года.

В ту зиму я плавал вдоль берегов Сибири на шведском китоловном судне «Белый Медведь», и история, которую я вам расскажу, выяснит причину странных событий 1896 года.

Для тех из вас, кто случайно ничего о них не знает, я прочту эти две газетных вырезки.

«Декабря 29-го, 1896 г. „Замечательное открытие“ . Утром в 1-й день Рождества, русский охотник, пришедший в поселок П., рассказал жителям, что он видел в нескольких милях к северу от поселка свежие следы какого-то колоссального зверя. Лично он думает, что это следы мамонта. Если рассказчик не ошибается, то этот факт является мировой сенсацией. Наш корреспондент должен добавить, что толстый слой вновь выпавшего снега уже скрыл в настоящее время следы, обнаруженные охотником».

«Января 9-го, 1897 г. Гость из допотопных времен . Неделю назад мы поместили коротенькую заметку о странном открытии, сделанном в неисследованной области Сибири. Это открытие подтверждается, как оказывается, и из другого источника.

Если верить одному из искавших следы неизвестного животного, эскимосу Амзалику, то он свел с удивительным зверем довольно близкое знакомство. Он разыскивал следы до самых сумерок, пока начавший падать снег не сделал эти поиски безнадежными. Он уже собирался вернуться, как в темноте услышал шум, похожий, по его словам, на треск льда весною. В следующее мгновение зазвучали по замерзшей земле тяжелые шаги и неуклюжая гигантская тварь необычайного вида промчалась так близко около него, что он едва успел отскочить в сторону. Животное, несомненно, чем-то или кем-то было вспугнуто, быть может самим Амзаликом. После того, как рассказ эскимоса стал известен, множество охотников устремилось искать таинственного зверя».

Когда эти заметки появились в печати, я с моим судном мерз в Полярном море, но мне потом говорили, что читатели газеты очень заинтересовались ими.

Много приводилось фантастических гипотез о появлении зверя; каждый строил свои предположения о том, откуда он явился. Между тем истина была фантастичнее всех этих фантазий.