Джеймс Ганн - Бессмертные (сборник)

— Они это уже принимают во время изучения относительно близких систем. Попроси такую ленту и разработай программу.

— Хорошо, я так и сделаю это, дайте мне только время… Макдональд оказался рядом с Марией, обнял ее за талию и привлек к себе.

— Все в порядке? — спросил он.

— В порядке, — ответила она, но лицо ее выдавало усталость.

Его тревожила мысль о том, что она стареет, вступает в средний возраст. Собственной старости он еще мог противостоять. Он чувствовал, как в костях его отлагаются годы, однако в душе считал себя по-прежнему двадцатилетним, хотя и знал, что ему стукнуло сорок семь. Но он радовался счастью и любви, покою и безмятежности. За это он готов был заплатить собственным юношеским воодушевлением и верой в свое бессмертие. Но только не Мария!

— Правда?

Она кивнула, и он крепче прижал ее к себе.

— Хотел бы я, чтобы мы были только вдвоем, как всегда.

— Я тоже.

— Скоро мне придется собираться.

— Придется?

— Я должен сменить Сандерса. Он на дежурстве. Пусть немного повеселится с остальными.

— Ты не можешь послать кого-нибудь другого?

— Кого? — Макдональд с добродушной беспомощностью повел рукой. — Они хорошо веселятся. Никто не заметит, как я смоюсь.

— Я замечу.

— Конечно, querida.

— Ты им мать, отец и священник в одном лице, — сказала Мария. — Ты слишком заботишься о них.

— Их нужно объединять. Впрочем, на что еще я гожусь?

— Что-нибудь наверняка можно найти.

Макдональд стиснул ее одной рукой.

— Вы только взгляните на Мака и Марию, — сказал кто-то. — Какая невероятная пре… данность!

Макдональд с улыбкой стерпел похлопывание по спине, одновременно прикрывая Марию.

— Увидимся позднее, — сказал он.

Проходя через гостиную, он слышал, как кто-то говорит:

— Как утверждает Эди, нужно приглядеться к цепочечным макромолекулам в хондритах, содержащих уголь. Неизвестно, откуда они прибыли или были присланы, а какое послание может быть закодировано в молекулах…

Когда он закрыл за собою дверь, гомон стих до ропота, а потом до шелеста. На мгновение Макдональд задержался у дверцы автомобиля и поднял взгляд к небу.

«И здесь мы вышли вновь узреть светила». [18] Данте. «Божественная комедия». (пер. М. Лозинского).

Шелест из гасиенды напомнил ему динамики в центральной аппаратной. Все эти голоса говорят, говорят и говорят, а он не может понять ни слова. Мелькнула какая-то идея… если бы только он мог на ней сосредоточиться! Однако он выпил слишком много пива… а может, слишком мало..

После долгих часов прослушивания Макдональд всегда испытывал легкий сдвиг по фазе, но в эту ночь было хуже, чем обычно. Может, из-за всех этих разговоров, пива или чего-то еще: какой-то более глубокой неопределенной тревоги.

«Тик-так, тико-тико…»

Даже если бы они сумели принять какое-то послание, то, прежде чем удастся завязать диалог хотя бы с ближайшей из возможных звезд, от них самих и следа не останется. Из какой безумной самоотверженности рождается эта настойчивость?

«Слушают в Пуэрто-Рико…»

Например, из религии. По крайней мере так было когда-то, в эпоху соборов, которые возводились веками.

«— Чем занимаешься, приятель?

— Работаю за десять франков в день.

— А ты что делаешь?

— Кладу камень.

— А что… что делаешь ты?

— Я возвожу собор».

Большинство из них возводило соборы. Большинство из них отдавались своей миссии с религиозным фанатизмом. Только так можно работать всю жизнь без надежды увидеть «плод трудов» своих.

«Но не слышат ничего…»

Обычные каменщики и те, кто работал только ради денег, со временем отпадали, оставляя лишь тех, в чьей душе не умерла вера, не умерла мечта. Но сначала эти адепты должны были чуточку спятить.

«Может, нет там никого?»

Сегодня ночью он слышал голоса почти все время. Они упрямо пытались что-то сказать ему, что-то срочное, очень важное, но он опять не мог различить ни слова. Он слышал лишь приглушенную болтовню вдалеке, назойливую и непонятную.

«Тик-так, тик-ток…»

Ему снова захотелось заорать на всю вселенную: «Заткнитесь! Не все сразу! Сначала ты!» Но, разумеется, сделать это было невозможно. Но разве он хотя бы пытался? Разве хоть раз крикнул?

«Уши ставь торчком, как волк!»

Заснул он за пультом, под эту болтовню или ему только показалось? Или, может, ему приснилось, что он проснулся? Или приснилось, что он спал?

«Ищи среди звезд похожих на нас»

Во всем этом гнездилось безумие, но, может, безумие божественное, творческое? И разве не такое вот безумие оплодотворяет человеческое самосознание, становится движущей силой помешательства, требующего порядка от стохастической Вселенной, клапаном ужасающего одиночества, ищущего компании среди звезд?

«А может, одни мы — и в этом весь сказ?»

Звонок телефона увяз в сонных дебрях. Макдональд поднял трубку, почти уверенный, что заговорит Вселенная, возможно, по-британски проглатывая окончания: «Алло, Человек? Это ты? Алло? Что-то плохо слышно, да? Я просто хотела сообщить, что я существую. А ты как? Ты меня слышишь? Послание в пути, дойдет через пару столетий. Надеюсь, ты будешь рядом, чтобы ответить? Ты хорошее существо. Ну ладно, пока…»

Но это была не Вселенная. Говорил голос с американским выговором, знакомый голос Чарли Сандерса.

— Мак, произошел несчастный случай. Ольсен уже выехал, чтобы тебя сменить, но ты не дожидайся, плюнь на все и приезжай поскорее. Речь идет о Марии.

Плюнь на все. Плюнь на все это. Какое это имеет значение? Поставь приборы на автоматический контроль, и компьютер сам со всем управится. Мария! Садись в машину. Шевелись! Не копайся! Так, хорошо. Быстрее! Быстрее! О, какая-то машина. Наверняка это Ольсен. А, неважно!

Какой еще несчастный случай? Почему я не спросил? А-а, неважно, какой. Мария. С ней ничего не может случиться. Ничего серьезного. Не в такой толпе людей. Nil desperandum. [19] Nil desperandum (лат. ) — не отчаиваться. И все же… зачем Чарли звонил, если ничего серьезного? Должно быть, что-то серьезное. Нужно приготовиться к чему-то очень плохому, к такому, от чего содрогнется мир и разорвется душа.

Нельзя, чтобы я сломался на глазах у всех. А почему нельзя? Почему я должен изображать железного? Почему всегда должен быть спокойным, невозмутимым, уверенным? Почему я? Если случилось страшное, если что-то невероятно плохое постигло Марию, ничто уже не будет важно. Никогда. Почему я не спросил Чарли, что случилось? Почему? Злое может подождать, и хуже от этого не станет.