Джеймс Блиш - Города в полете (сборник)

Слишком много времени в распоряжении, вот в чем загвоздка. Люди жили, черт знает, как долго, слишком долго, вот и все. Стирание следов на лице и в памяти не отматывало годы назад; стрела энтропии всегда указывала в одном направлении; девственность это факт, а не просто состояние плевы или памяти. Елена, проснувшаяся в египетской постели Аитры и лишенная воспоминаний, могла на какое-то время ввести Менелая в заблуждение, но всегда найдется другой Парис, и очень скоро - прошлое всегда присутствует в настоящем, как сказал Эзра-Цзе.

Эта аналогия десятитысячелетнего возраста легко всплыла в его памяти. Он считался, и на самом деле был, уроженцем Великой Земли; а от нынешней его _п_е_р_с_о_н_ы_ жителя Стрельца (бывшего) следовало ожидать знания подобных мифов, чем больше стертого временем, тем лучше - отсюда, по сути, и его бесконечный карточный пасьянс здесь на борту. В этом автоматическом сохранении роли и заключалась его природа и высочайшее мастерство.

И конечно же, он не позволил себя Крестить, хотя его сознание и подвергалось многочисленным менее серьезным изменениям в процессе работы на Великую Землю, и может подвергнуться куда более сильному, если его миссия на Бодейсии провалится. Многие из воспоминаний причиняли боль, и все они болезненно перемешались; но они принадлежали ему, и именно это, прежде всего, придавало им ценность. Некоторые профессиональные предатели ценились за то, что у них не было и быть не могло кризиса индивидуальности. Саймон знал без тщеславия - слишком поздно для тщеславия - что у Великой Земли не было более выдающегося предателя чем он, и именно потому, что такие кризисы случались с ним ежегодно, но он всякий раз их преодолевал.

- Прошу снисхождения, ваше преподобие, - раздался голос за спиной. Белая рука, ухоженная, но мускулистая, протянулась из-за его плеча и переложила Дурака на Падающую Башню. - С моей стороны это беспардонное вмешательство, но я не мог видеть, как этот ход просто напрашивается. Боюсь, я несколько навязчив.

Голос был незнаком, а следовательно, принадлежал человеку, до сих пор находившемуся в уединении дипломатической каюты. Саймон обернулся, готовый на грубость.

Следующим его побуждением было вскочить и бежать. Вопрос о том, к_т_о_ это, испарился при виде того, _ч_т_о_ это за существо.

На первый взгляд, перед ним стоял человек с желтой прической пажа, в бледно-фиолетовых чулках, коротких желтовато-коричневых бриджах и более темном фиолетовом камзоле, на боку висел выкидной нож, оружие, предпочитаемое преимущественно дамами. На левой стороне груди золотым гербом сверкал паук, копия паука с печати на двери. На первый взгляд; поскольку Саймону посчастливилось - он не понимал, каким образом проникнуть под эту кажущуюся оболочку.

Этот "дипломат" был вомбисом, или тем, что в тех же мифах, которые недавно припомнились Саймону, именовалось Протеем: существом, способным в совершенстве копировать почти любую форму жизни, соответствующую ему по размеру. Или почти в совершенстве, ибо Саймон, так же как и один из, пожалуй, пяти тысяч его коллег, обладал чувствительностью к подобным существам, будучи даже не в состоянии определить, чего именно им не хватает при копировании человека. Другие люди, даже люди иного пола, нежели тот, который принимали вомбисы, не могли найти в них ни малейшего изъяна. Отчасти потому, что они не возвращались в исходную форму, будучи убитыми, ни один человек никогда не видел их "настоящего" облика - если таковой у них имелся - хотя, конечно, легенд ходило немало. Этот дар мог бы сделать их идеальными агентами-двойниками, если бы им можно было доверять - но это была чисто академическая теория, поскольку вомбисы всецело являлись ставленниками Зеленого Экзарха.

Третьим побуждением Саймона, как и любого другого человека в подобных обстоятельствах, было убить его на месте, но этот путь имел слишком много очевидных недостатков, из которых наименее существенным являлся нож. Вместо этого Саймон произнес с весьма умеренной грубостью:

- Неважно. Я все равно зашел в тупик.

- Вы крайне любезны. Можно, я сяду?

- Раз уж вы здесь.

- Спасибо. - Существо изящно расположилось напротив Саймона. - Вы впервые летите на Бодейсию, ваше преподобие?

Саймон не говорил, что он направляется на Бодейсию, но в конце концов, это указано в списке пассажиров, доступном обозрению каждого.

- Да. А вы?

- О, я направляюсь не туда, а глубже в скопление. Но вас ждет интересный мир - особенно эти изменения в освещении; уроженцу планеты, имеющей только одно, стабильное солнце они кажутся ирреальными, как сон. Ну, и еще она очень старая.

- Все планеты стары.

- Я забыл, что вы с Великой Земли, которой все остальные миры действительно должны казаться молодыми. Тем не менее, Бодейсия достаточно стара, чтобы иметь много прелюбопытных народов, все отчаянно независимые, и культурную традицию, которая перевешивает все местные различия. Ей все бодейсианцы в сильнейшей степени верны.

- Достойно похвалы, - сказал Саймон, а затем угрюмо добавил, хорошо, когда у человека есть вера, к которой можно припасть.

- Вы очень точно заметили, - сказал вомбис. - Но все же основная гордость Бодейсии, при окончательном анализе, проистекает из неверности. Население считает, что это первая колония, порвавшая со Старой Землей, в далекие времена появления имажионного двигателя. Они стараются, чтобы это вероломство не забывалось.

- Почему? - удивился Саймон, пожав плечами. - Мне также говорили, что Бодейсия очень богата.

- О, чрезмерно; некогда она представляла собой большое искушение для грабителей, но народы объединились против них и весьма успешно. Но, конечно же, богатство вас не интересует, ваше преподобие?

- Частично, да. Я ищу какое-нибудь тихое место, чтобы поселиться и заняться наукой. Естественно, я хотел бы найти покровителя.

- Естественно. Тогда я посоветовал бы вам обратиться в во владение Руд-Принца. Оно невелико и стабильно, климат, по слухам, мягкий, и Принц славится своей библиотекой. - Существо поднялось. - Учитывая ваши цели, я избегал бы Друидсфолла; жизнь там, как и в большинстве больших городов, может оказаться слишком беспокойной для ученого. Желаю успеха, ваше преподобие.

Церемонно положив руку на усыпанный драгоценными камнями нож, существо слегка поклонилось и удалилось. Саймон продолжал смотреть в свои карты, думая хладнокровно, но быстро.

Что все это означало? Во-первых, что его легенда раскрыта? Саймон сомневался в этом, но в любом случае, это не имело большого значения, поскольку сразу после посадки он будет действовать почти в открытую. Но если предположить, что он раскрыт, тогда что хотело сообщить это существо? Явно не только, что жизнь в Друидсфолле для предателя будет еще более беспокойной, чем для бывшего богослова. Естественно, оно понимало, что Саймон это знает; в конце концов, Друидсфолл являлся центром предательского промысла на Бодейсии - именно потому Саймон туда и направлялся.