Эдгар Берроуз - Лунная девушка (сборник)

Мы сидели в тишине и спокойствии, радуясь короткому отдыху от нашей жизни-каторги, когда услышали топот копыт по утоптанной дороге, идущей вниз, к реке, в направлении рынка. Внезапно атмосфера изменилась — расслабленные нервы снова напряглись; спокойные глаза снова приобрели испуганное выражение. Почему? Это скакала Каш гвардия.

И они появились — пятьдесят человек — и во главе их скакал Брат генерал Ор-тис. У ворот дома Джима они натянули поводья, Ор-тис спешился и вошел. Он посмотрел на нас как человек, смотрящий на мусор, он даже не поздоровался, что нас вполне устраивало. Он направился прямо к Хуане, сидевшей на маленькой скамейке; рядом расположился я, прислонившись к стволу дерева. Никто из нас не пошевелился. Он остановился перед девушкой.

— Я пришел сказать тебе, — сказал он ей, — что оказываю тебе честь, избирая тебя в качестве своей женщины, чтобы растить моих детей и содержать мой дом в порядке.

Он стоял и смотрел на нее, и я чувствовал, как волосы на моей голове встают дыбом, а угол моей верхней губы поднимается вверх — я не знал почему. Я только знал, что хотел бы подлететь к его горлу и убить, терзать его плоть своими зубами — и видеть как он умрет! Тут он посмотрел на меня и отступил на шаг, после чего подозвал к себе несколько своих людей. Когда они подошли, он снова обратился к Хуане, которая встала, пошатываясь, словно получила тяжелый удар по голове и была оглушена.

— Можешь отправляться со мной прямо сейчас, — сказал он ей. И тогда я стал между ними и посмотрел на него. И снова он отступил на шаг.

— Она не пойдет с тобой ни сегодня, ни никогда, — сказал я, и голос мой звучал очень тихо — не громче шепота. — Она моя женщина — я взял ее!

Это была ложь — последняя часть моего заявления, но это была ложь человека, готового на убийство. Ор-тис находился среди своих людей — они окружали его, — и, думаю, это придавало ему смелости, потому что он насмешливо обратился ко мне.

— Меня не волнует, кому она принадлежит! — закричал он. — Я хочу ее и получу ее. Я разговариваю с ней сейчас и буду говорить с ней, когда она станет вдовой. После того, как ты будешь мертв, я буду иметь право первого выбора, а предатели долго не живут.

— Я пока еще не мертв, — напомнил я ему. Он обернулся к Хуане.

— У тебя будет тридцать дней, — так гласит закон; но ты можешь спасти своих друзей от неприятностей, если пойдешь сейчас — тогда они не будут мучиться, и я пригляжу, чтобы им уменьшили налоги.

Хуана издала негромкий стон, посмотрела на нас, а затем выпрямилась и подошла ко мне.

— Нет! — сказала она Ор-тису. — Я никуда не пойду. Это мой мужчина — он взял меня. Спроси его, позволит ли он мне перейти к тебе. Ты никогда не получишь меня — живую.

— Не будь так уверена в этом, — зарычал он. — Я знаю, что вы оба лжете мне, потому что наблюдал за вами и знаю: вы не живете под одной крышей. А ты!.. — он бросил на меня разъяренный взгляд. — Веди себя осторожнее, потому что глаза закона видят предателей там, где другие их не видят. — Затем он повернулся и убрался со двора. Через минуту они исчезли в облаке пыли.

Отныне наш мир и счастье были разрушены — это бывает всегда — и не осталось никакой надежды. Я не смел посмотреть на Хуану после того, что сказал; но разве она в свою очередь не сказала того же самого? Мы все беспорядочно говорили в течение нескольких минут, и затем мать и отец поднялись чтобы идти, а через мгновение и Джим с Молли ушли в дом.

Я повернулся к Хуане. Она стояла, потупив взор. На ее щеках играл прекрасный румянец. Что-то подтолкнуло меня — могучая сила, о существовании которой я и не подозревал, — и прежде, чем я понял, что со мной происходит, я заключил Хуану в объятия и принялся покрывать поцелуями ее лицо и губы.

Она пыталась освободиться, но я не позволил ей сделать это.

— Ты — моя! — воскликнул я. — Ты — моя женщина. Я сказал это, и ты сказала это. Ты — моя женщина. Боже, как я люблю тебя!

Она затихла и позволила мне целовать ее, и наконец ее руки обвились вокруг моей шеи, а ее губы коснулись моих в промежутке, когда мои не касались ее, и затем принялись ласкать мои губы с разгорающейся страстью. Это была новая Хуана, новая и чудесная Хуана.

— Ты действительно любишь меня? — наконец спросила она. — Я слышала, как ты сказал это.

— Я действительно люблю тебя с того момента, как увидел тебя, смотрящей на меня, а на тебя нападали Адские собаки, — ответил я.

— Тогда ты очень крепко сохранял свою тайну, — упрекнула она меня. — Если ты так любил меня, то почему ты не сказал мне об этом? Неужели ты собирался хранить тайну всю мою жизнь или, может быть, ты испугался? Брат Ор-тис не побоялся сказать, что хочет меня. Неужели мой мужчина менее храбрый, чем он?

Я знал, что она всего лишь поддразнивает меня и закрыл ей рот поцелуями.

— Если бы ты была Адской собакой, Соором или даже Ор-тисом, — сказал я, — я мог бы сказать тебе все, что я думаю о тебе, но так как ты Хуана и девушка, слова не выходили из моего горла. Я страшный трус.

Так мы разговаривали, пока не настало время идти ужинать, и я взял ее за руку, чтобы отвести в свой дом.

— Но сначала, — сказал я, — ты должна сказать Молли и Джиму, что случилось, и что ты не вернешься. Какое-то время мы можем пожить под крышей моего отца, но как только я получу разрешение от Тейвоса занять пустующую землю и работать на ней, я построю дом.

Она повернулась ко мне и покраснела.

— Я пока что не могу пойти с тобой, — сказала она.

— Что это значит? — спросил я. — Ты ведь моя?

— Мы не женаты, — прошептала она.

— Но ведь никто из нас не женат, — напомнил я ей. — Брак запрещен законом.

— Моя мать была замужем, — сказала Хуана. — Мы с тобой тоже можем пожениться. У нас есть церковь и священник, разве он не может повенчать нас? Он не знает обрядов, потому что его никто не учил, но он глава единственной церкви. Важно, чтобы мы принадлежали друг другу в глазах Бога, который установил такие законы.

Я попытался убедить ее, что сейчас, когда Небеса так близки, я не собираюсь ждать три недели, чтобы попасть туда. Но она ничего не хотела слушать — только качала головой, и наконец я понял, что она права, и согласился, — как я бы сделал в любом другом случае.

На следующий день я навестил Оррина Колби, и рассказал в чем дело. Он очень обрадовался и удивлялся, почему это никому не пришло в голову раньше. Естественно, не потому, что свадьбы стали редкостью за многие годы, и никто не помнил церемонии, дело было не в этом. Мужчины и женщины часто верили друг другу на всю оставшуюся жизнь — и никакие клятвы и церемонии не могли связать их крепче. Но если женщина хотела, она могла получить церемонию и клятву. Было договорено, что на следующем собрании Хуана и я будем обвенчаны.