Танит Ли - Серебряный любовник (сборник)

Еще вероятнее, что нас запечатают, или наши элитные роботы сделают это. Какой силы взрывы они способны выдержать? Мы-то, конечно, выстоим недолго. Или отравят воду, или внедрят вирус.

Эти мысли были (и есть) настолько пугающими, что я заталкивала их в самый дальний угол разума, что, видимо, делали и остальные.

Бывают моменты, когда я верю в то, что власти найдут способы вторгнуться к нам. И если не помрут все, то каждый выживший будет подвергаться допросу в течение лет десяти под усиленной охраной.

Я не проводила много времени с другими питомцами. Мне с этими людьми некомфортно, боюсь увидеть, как в зеркале, себя со стороны. И, кроме того, они действуют мне на нервы. По крайней мере, те, с кем я успела познакомиться. Уверена, есть и другие, которые так же прячутся: вон там скользнула штора в квартире над улицей, вон мелькнула свернувшая за угол фигура, кто-то спрятался за деревьями, — лишь бы избежать столкновений с такими же.

Для рабов у нас очень сладкая жизнь. Даже предписанные некоторым тренировочные программы и режимы питания могут оказаться полезными для них.

Почему он не требовал от меня чего-либо подобного? Я ни по каким меркам не безупречна. Может, ему хотелось бы, чтобы я была похудее или попышнее? (Существуют даже специальные капсулы — тип Венеры или тип Юнис, от и до). Не хотел бы он, чтобы я была способна пробежать милю, или сделать умопомрачительно сальто, или спеть, или исполнить древнегреческий танец?

Его может что-нибудь беспокоить? Или ему я больше нравлюсь с недостатками? Не для того, чтобы принизить меня или усилить свой собственный блеск, но чтобы убедить себя в нашем равенстве — два молодых, сильных, конечных человека, Верлис и Лорен.

Как когда-то представляла себе Джейн (абстрагируясь от неизбежной катастрофы), я пыталась вообразить для себя, каким будет наше будущее через двадцать лет. Ох, он не сможет желать меня так долго; меня выкинут на помойку гораздо раньше. Но если вдруг нет, то мне будет тридцать семь, тридцать восемь… а затем сорок и сорок семь, и сорок восемь, шестьдесят, семьдесят, а потом я умру. Он выглядит примерно на двадцать четыре года. И всегда будет. Но нет. Нет , конечно, не будет он всегда так выглядеть. Он же может менять форму. Он будет «стариться» вместе со мной. Он поседеет, сгорбится, его кожа — серебряная или загорелая — сморщится. Он будет притворяться, будто может передвигаться лишь не спеша. Он все это провернет, еще и получая наслаждение от своей игры. Бог мой…

Все, что он наплел мне про возможность изменить меня — обновить кожу, кости, что-то вроде встроенной системы Омоложения, — это невозможно. Человеческие тела такого не выдержат. Отдельные части — да: искусственное бедро или колено у богатых, замена своих зубов на новые, выращенные. Но не что-то, способное декодировать физический процесс возрастного саморазрушения. Мы знаем это. Ученые пытались и потерпели неудачу. Так что он лжет, или предается мечтам. В любом случае, он больше не поднимал эту тему. Для этого он присылал кого-нибудь другого.

Я виделась с ним шесть раз с первой встречи здесь, включая последний вызов через Зои и Лили, которые нашли меня в снегах.

Под «виделась» я имею в виду личные встречи, наедине. (Могу ли я отметить что-то, касательно этих встреч? Да ничего нового. Мы занимаемся любовью. Трахаемся. Почти не разговариваем. А что тут скажешь? Я… нет, ничего примечательного).

Однако, несколько раз я наблюдала его издалека, в нижнем городе. Он всегда был один.

Кое-кого из остальных я тоже видела. Би Си в саду на крыше дома прогуливался всего с одной стройной черной женщиной, беседовал с ней. Шина с тремя мужчинами на пробежке в парке с водопадом, — их частенько видела из своего окна. Должно быть, она сдерживала свою собственную скорость бега, чтобы остальные поспевали за ней, но все же бежали они довольно быстро. Они гоняли с ней, сияя улыбками, запыхавшиеся и радостные, как собаки. Айрису я видела в одиночестве — подобие фиолетовых сумерек, клубящихся в верхних слоях «воздуха», черный столб с классическим лицом и развевающимися волосами, она кружила в подобии танца среди вечерних летучих мышей. Нередко я видела, как четверо мускулистых молодых мужчин в костюмах-однушках несут Копперфилда в портшезе, смеясь и перебрасываясь шутками между собой и с ним. Голдхоука и Кикс я не видела, хотя однажды, после знакомства с Эндрювестом, я слышала, как в кафе несколько их подопечных с энтузиазмом их обсуждали.

За пределами города я тоже их видела. Дважды.

Это случилось после того, как я начала выбираться в горы. Однажды днем в небе неожиданно проплыл медный диск. Блестя на солнце, он походил на одну их огненных колесниц в Библии Деда. Диск нырнул за сосны. Где-то там находятся другие входы в подземный город. Кто это был? Копперфилд или Шина? В другой раз над пиками сгустились настоящие сумерки. Я стояла на возвышении и снова, будто ниоткуда, с неба спустились черный столб, серебряный воздушный змей и золотое колесо. Я не осталась подождать, чтобы увидеть, где они приземлятся. Я поспешила назад и вмиг спустилась, напуганная давно известным, напуганная очередным подтверждением.

Каким образом они смогли остаться незамеченными, если нижние склоны прочесываются фроптерами? Они их блокируют своим обычным способом? Как? Конечно, в этом виде их можно заметить. Я его не спрашивала. Возможно, роботизированные мониторы на караульных самолетах в это время демонстрируют разнесенные обломки или мелкие частицы космического мусора, падающие вниз?

Серебряный змей, который я наблюдала — это он или Глая? Он. Я знаю, что это был он. Зачем я убежала?..

Но и Глаю я видела. Она позвонила мне сегодня. Примерно через семь часов после моего возвращения с гор.

Моя дверь в этой квартире не то, что разговаривает, она шепчет « Лорен, Лорен » и показывает мне изображение того, кто пришел, на овальном мониторе. Я подумала, что пришла Зои или Лили, посланники. Но на экране появилась Глая, окутанная серебряными шелками, в волосах трепыхались бабочки-роботы.

Никакого притворства. Сразу после проявившегося изображения Глаи дверь открылась, и она вошла в комнату.

— Привет, Лорен.

Некоторые любимцы зовут ее Глэй. Равно как Блэк Чесса зовут «Би Си», Айрису — Айс, Голдхоука — Джи, Копперфилда — Ко, Шину — Ши, и — что странно, по крайней мере, для меня, — Кикс зовут Китти [60] BC — от Black Chess; Ice — «лед»; She — «она»; Kitty — «котенок». . Верлиса зовут Верлисом.

Глая осмотрелась, улыбаясь комнате из прошлого Джейн.

— Смотрится эффектно, — сказала она. — Тебе нравится?

— Нет.

— Потому что изначально все это создавалось для кого-то другого? Ты ревнуешь, Лорен. Он должен ценить это.