Сергей Герасимов - Бескровная охота

– Все, хватит болтать. Теперь уходим от Земли, – сказал Охотник. – Нам здесь больше нечего делать. Дальше будет безопаснее.

– С твоими способностями только на телеге ездить, – съязвила Лора.

– Женщина, не надо меня раздражать. Это не кончится для тебя добром, – твердо, но туманно пригрозил Охотник, как делают сильные люди, не знающие, как им поступить.

– А то что? Ты меня убьешь? Или накажешь? Сломаешь ногу, например? Или выбьешь глаз? Давай, ты же на это способен.

– Ты путаешь меня с землянином.

– Ты бы лучше делом занялся. А то только с бабами и можешь спорить. Я уверена, что нас серьезно подбили. Смотри!

Она указала пальцем на кусочек ореховой скорлупы. Скорлупка медленно сползала к краю столика.

– Ну и что? – не понял Алекс.

– Дурень, это же вибрация! Если мы идем в безинерционном режиме, никакой вибрации быть не может. Вибрация означает, что нашу защиту все время пробивает. Я правильно говорю?

– Правильно, – согласился Охотник. – Но все равно, дальше будет безопаснее. Я поставил управление на автопилот. Сейчас мы приближаемся к орбите Марса. Идем прямо сквозь самое плотное скопление вражеских кораблей. Но они до сих пор не проявили к нам ни малейшего интереса. Значит, не тронут нас и дальше. В принципе, этого можно было ожидать. Они не убивают. У них другие методы, не менее эффективные.

– А вибрация?

– Если она не будет усиливаться, то дотянем до одной из баз Большого Кольца. Там нас отремонтируют. Нас задела стандартная гравикетка, но в последнюю секунду я успел уйти от прямого удара.

– Это твои проблемы, – сказала Лора. – Лучше ответь мне, что случиться, если вибрации БУДЕТ усиливаться?

– Мы либо перейдет в обычный режим, либо вибрация станет такой сильной, что нас убьет. Наша кровь просто вспенится, она станет как взбитые сливки. В обычном режиме мы сможем двигаться со скоростью стандартной химической ракеты.

– Меня это устраивает, – сказал Алекс. – По-моему, ничего страшного.

– Нет, ты явно издеваешься! – возмутилась Лора. – Мы уже сейчас на орбите Марса, а вскоре выйдем в большой космос. Химическая ракета долетает до ближайшей звезды знаешь за сколько? За тридцать миллионов лет! Ей нужно лет двадцать только для того, чтобы пролететь промежуток между двумя планетами. Мы же в космосе, а не на автостраде! Здесь другие расстояния!

– Не ори, у меня от тебя голова болит, – сказал Алекс.

– Это не от меня, это от вибрации.

Гравилет снизил скорость и шел ровно еще несколько часов. Хотелось спать, но заснуть не удалось, мешала вибрация. Она стала значительно сильнее. Корабль уже ушел за орбиту Сатурна. Дороги назад не было. Сейчас ближний космос был пуст. Все боевые действия сосредоточились невдалеке от Земли, во всяком случае, до орбиты Марса. Несколько кораблей захватчиков встретились у Юпитера. Дальше не было никого. Гравилет шел, постоянно замедляясь. Делать было нечего; они смотрели в экраны; зубы выбивали дробь, а в кончиках пальцев скопилось нечто противное, по ощущению напоминающее тошноту. Маленькое Солнце висело сбоку, такое маленькое, что казалось меньше копеечной монетки. Оно становилось меньше с каждым часом. После Нептуна оно стало не больше спичечной головки, а затем превратилось просто в яркую звезду. Гравилет, казалось, погружается в пространство, как ныряльщик погружается в черную холодную глубину, но, в отличие от ныряльщика, он уже не мог вернуться назад, чтобы глотнуть воздуха. Вибрация усилилась настолько, что стены начали звучать.

Каждая стена звучала по-своему, своим набором звонких и глухих нот. Звучал пол, потолок, звучали кресла. Ухо привыкало к этим звукам и они становились отчетливо слышимы лишь тогда, когда вдруг изменялись, становились громче или выше. Это означало, что вибрация продолжает усиливаться.

Еще через шесть часов полета пришло время переходить в обычный режим. Других вариантов просто не осталось. Солнце скрылось за кормой. Впереди по курсу маячил едва видимый маленький тусклый диск Плутона.

– Может быть, нам стоило остановить раньше? – спросил Алекс.

– Останавливаться было негде. Все стационарные станции в системе уничтожены. На планетах после Марса высаживаться невозможно, они не имеют твердой поверхности.

– А спутники?

– Они совершенно неразведаны. Туда не садились ни ваши, ни наши. Ничего хорошего мы бы там не встретили. Это только кажется, что космос холоден и пуст. На самом деле, куда бы вы ни попали, там вас наверняка будет ждать кто-то или что-то. И если вы не знаете, кто это или что, и как с ним себя вести, то ваши шансы минимальны. Спутники Нептуна, в принципе, годились бы для посадки, но Нептун сейчас на противоположном краю орбиты, он от нас в два раза дальше, чем Солнце.

– Что будет дальше?

– После Плутона облако остается только Оорта, а за ним межзвездная пустота, которую мы никогда не преодолеем. Это на самом деле тридцать миллионов лет. Я мог бы попытаться отремонтировать корабль, но для этого нам нужно сесть.

– Так в чем же дело? Перед нами нормальная мертвая планета с твердой поверхностью. Мы же сумеем приплутониться?

– Дело в том, что Плутон – это последнее место, куда бы я хотел попасть, – сказал Охотник. – Я слишком хорошо знаю, кто нас там ждет.

Они протянули сколько могли и все-таки вышли из безинерционного режима. Сейчас Плутон занимал добрую треть всего пространства обзора, но он был столь темным, что почти не отличался от окружающего космического пространства. До высадки оставалось еще часов четырнадцать или пятнадцать. Корабль управлялся автопилотом, поэтому экипаж выспался, хорошо поел и начал скучать. То есть, начали скучать только земляне, потому что Охотник погрузился в медитацию, в которой мог находиться, по-видимому, сколько угодно.

Вскоре на диске Плутона стали различаться детали. Это были отдельные светлые и темные пятна довольно больших размеров.

– Это лед, смотрите, – сказал Охотник, очнувшись. – Здесь все покрыто льдом двух сортов: метановым и азотным. Азотный лед выглядит намного ярче. Все вместе дает желтовато-фиолетовый оттенок, который будет виден, когда мы подойдем совсем близко. Вон там Харон, единственный спутник этой планеты, который по величине как половина Плутона или даже больше. Он очень большой, но высаживаться там нельзя. Это просто огромная груда космического мусора. Его поверхность – это большая свалка очень неровных камней. Нет ни одной плоскости для посадки, только острия и шипы. И для справки: год здесь продолжается примерно двести сорок восемь земных лет, а сутки около шести земных суток. Нам обязательно нужно высадиться на дневной стороне и успеть быстренько сбежать до наступления ночи. Если мы останемся здесь ночью, то я ни за что не ручаюсь.