Дэн Симмонс - Эндимион (сборник)

Выйдя из тьмы катакомб, я чуть не ослеп в первое мгновение от тусклого мерцания свечей.

Мы миновали подземную усыпальницу, мемориальную базилику с высеченной в камне эпитафией Гаю, служебные коридоры, сакристию, прошли мимо рядов священников и тянущих шеи мальчиков-министрантов и вышли в гулкое пространство позади нефа. Здесь были те, кто не заслужил места на церковных скамьях, но удостоился чести постоять в этот торжественный день в дальнем конце храма. Достаточно было мимолетного взгляда, чтобы понять: служба безопасности и швейцарские гвардейцы перекрыли все входы и выходы. Пока что, в толпе прихожан, мы никому не бросались в глаза – просто еще один священник и двое не слишком празднично одетых прихожан, которым дозволено собственным глазами посмотреть на святого отца в Великий Четверг.

Месса продолжалась. Пахло ладаном и свечным воском. Церковные скамьи заполняли сотни епископов в торжественных облачениях и нарядно одетых знатных прихожан. На мраморном возвышении алтаря, перед барочным великолепием трона Святого Петра, стоял сам коленопреклоненный первосвященник, заканчивавший омовение ног двенадцати сидящих священников – восьмерых мужчин и четырех женщин. Невидимый хор запел:

И я усомнился. Что мы здесь делаем? Зачем понадобилось переносить нескончаемую битву Энеи в самое сердце веры этих людей? Я принимаю все, чему она научила нас, ценю все, чем она с нами поделилась, но три тысячелетия веры и традиций сложили слова этого гимна и возвели стены величественного собора. Мне невольно вспомнились простые деревянные платформы, прочные, но совсем не изящные мостики и лестницы Храма-Парящего-в-Воздухе. Да что он… да что мы… в сравнении с этим величием и этим смирением? Энея – архитектор-самоучка, все ее образование – несколько лет занятий у кибрида мистера Райта, постройка стен из грубого камня и вручную замешенного цемента. А над этой базиликой работал сам Микеланджело.

Месса близилась к концу. Часть прихожан, стоявших в продольном нефе, уже потянулась к выходу. Они ступали еле слышно, почти на цыпочках, чтобы не испортить конец службы, а переговариваться начинали – да и то шепотом – только на лестнице, ведущей на площадь. Я заметил, что Энея что-то шепчет отцу де Сойе, и склонился поближе, боясь пропустить что-нибудь важное.

– Отец, не окажете ли вы мне последнюю, очень важную услугу? – спросила она.

– Что угодно, – прошептал священник. Глаза у него были какие-то очень печальные.

– Пожалуйста, уйдите из церкви прямо сейчас. Пожалуйста, уходите, потихоньку, вместе с остальными. Уходите и затеряйтесь в Риме до того часа, когда можно будет открыться.

Отец де Сойя, потрясенный, отпрянул, глядя на Энею как человек, от которого хотят избавиться.

– Попросите меня о чем-нибудь другом, Та-Кто-Учит.

– Это все, о чем я прошу вас, отец. И прошу с любовью и уважением.

Хор запел новый гимн. Поверх голов я увидел, как первосвященник завершает омовение ног и возвращается к алтарю, а над ним несут шитый золотом балдахин. Все встали в ожидании заключительной молитвы и благословения.

Отец де Сойя сам благословил мою любимую, повернулся и вышел из храма с группой монахов, побрякивавших на ходу четками.

Я воззрился на Энею с таким пылом, что, попадись на пути взгляда деревяшка, она бы непременно воспламенилась, пытаясь передать ей мысленное послание: «ТОЛЬКО НЕ ПРОСИ УЙТИ МЕНЯ! »

Поманив меня поближе, она прошептала:

– Выполни еще одну мою просьбу, последнюю, Рауль, любимый!

Я чуть было не завопил во всю глотку: «Нет, черт побери!!!» Мой вопль эхом бы прокатился по всему собору в самый святой момент святой мессы Великого Четверга. Но я сдержался.

Пошарив в карманах жилета, Энея извлекла небольшой флакон с густой прозрачной жидкостью.

– Ты не мог бы это выпить? – прошептала она, протягивая мне флакон.

Я вспомнил Ромео и Джульетту, Антония и Клеопатру, Элоизу и Абеляра, Джорджа Ву и Говард Санг – всех этих влюбленных, квазар им в печенку. Самоубийство и яд. Я осушил склянку одним глотком и сунул ее в карман, ожидая, что Энея достанет еще один флакон и последует моему примеру. Ничего подобного.

– Что это было? – спросил я, не страшась никакого ответа.

Энея внимательно следила за ходом мессы. Подойдя вплотную к мне, она еле слышно прошептала:

– Нейтрализатор вакцины бездетности, которую тебе вкатили в силах самообороны.

«Какого черта?! – едва не заорал я, заглушив последние слова святого отца. – Тебя что, заботит планирование семьи?! СЕЙЧАС?! Ты что, совсем рехнулась?!»

А она снова зашептала мне на ухо, теплым дыханием щекоча шею:

– Слава Богу! Я носила его с собой два дня и чуть не забыла. Не волнуйся, оно подействует недели через три. Теперь ты больше не будешь стрелять холостыми патронами.

Я удивленно моргнул. Что это, откровенное святотатство или просто редкая бестактность? Затем мысли мои понеслись галопом: «Замечательная новость… Что бы ни случилось, Энея видела наше будущее… ее будущее… она хочет родить от меня ребенка. А как же ее первый ребенок? И с чего это я взял, что она это сделала для того, чтобы мы с ней… И почему она… Может, в ее представлении это прощальный подарок… почему она… зачем…»

– Поцелуй меня, Рауль, – прошептала она так громко, что стоявшая впереди монахиня обернулась и строго посмотрела на нас.

Я не стал задавать вопросов. Я просто поцеловал Энею. Ее губы были мягкими и чуточку влажными, совсем как тогда, на берегу реки Миссури в местечке под названием Ганнибал. Поцелуй казался долгим-долгим. Потом она коснулась прохладными пальцами моего затылка, и наши уста разомкнулись.

Раздавая благословения, Папа вышел в переднюю часть апсиды, повернулся по очереди к каждому крылу трансепта, затем к короткому нефу и, наконец, к продольному.

Вежливо отстраняя прихожан, Энея шагнула в центральный проход и решительно направилась к алтарю.

– Ленар Хойт! – прокричала она, и слова ее эхом отразились от высоких сводов.

От Папы, застывшего с поднятой в благословении рукой, Энею отделяло не меньше ста пятидесяти метров, и я знал: преодолеть это расстояние у нее нет никаких шансов. Я побежал за ней.

– Ленар Хойт! – снова крикнула она, и сотни голов повернулись к ней. В полутемных арках по бокам нефа началось какое-то копошение: швейцарские гвардейцы. – Ленар Хойт! Я Энея, дочь Ламии Брон, которая вместе с тобой прилетела на Гиперион, чтобы встретиться со Шрайком. Я дочь кибрида Джона Китса, которого твои хозяева из Техно-Центра дважды убили во плоти!