Сергей Герасимов - Часть той силы

– В чем дело? – жестко спросил дед, и Защитник сразу же отступил на шаг.

– Там, у меня, там, в будке лежит мертвая собака!

– Тогда выброси ее!

– Не могу, – сказал Защитник, – потому что она живая.

– Не понял?

– Это та самая собака, которую я убил и съел. Частично. Она вернулась мертвая и живет в будке.

Дед поднялся из-за стола, протянул руку вперед и попытался что-то сказать. Из его горла вырывался какой-то клекот. Пальцы на вытянутой руке стали удлиняться и изгибаться в разные стороны. Его рот открывался все шире и шире, и уже превратился в пасть. Затем дед упал и начал корчиться на полу.

Защитник с Ложкиным подняли его и положили на диван. Впрочем, помощь Ложкина была минимальной.

Через пару минут спазмы и судороги прекратились; дед пока еще не пришел в себя.

– Что это было? – спросил Защитник. – Эпилепсия? А что с его лицом? По-моему, с лица слезла кожа. Может быть, надо поправить?

– Не думаю, что это поможет. Что-то неправильно с его телом. Оно изготовлено всего несколько дней назад и неправильно работает.

– Он не умрет?

– Вряд ли. Он преспокойно может вынуть себе глаз или снять черепную кость. Не думаю, что это припадок его доконает.

– Это круто, – оценил Защитник. – А он может вывернуть локти назад? Или свернуть две дули на одной руке, вот так?

В этот момент дед открыл глаза. Зрачки были ярко-голубыми, казалось, что они светятся, как небо над морем в солнечный день. Он поднял руки и поправил кожу на лице.

– Это мое новое тело, – тихо говорил дед; он казался совершенно растерянным, – оно кажется, я так думаю, наверно, еще не готово. Мне, пожалуй, нельзя так волноваться, сегодня был сложный день, вы идите, идите, я вас позову. Это тело, наверно, у него есть функции, которые я не могу контролировать, а есть такие, о которых я не знаю. Я догадывался, я же догадывался, оно слишком сложное и слишком хорошее, сложнее, чем надо. Оно как компьютер с неизвестными программами, которые работают неизвестно как. Мне срочно нужна спора. Срочно! Ты понял, срочно! – заорал он и снова замолчал.

– Что мне делать с собакой? – спросил Защитник.

– Убей эту срань еще раз.

– Я не могу. Я боюсь.

– Ты же защитник. Пойди и убей.

– Хорошо, я попробую, – сказал Защитник и вышел из комнаты.

– Скажи мне, – прошипел дед, – скажи ты мне, сволочь, – ты выходил туда после захода солнца? Признавайся! Выходил?

– Да, – ответил Ложкин.

– Ты понимаешь, что ты сделал? Ты же впустил их сюда! Мне плевать на эту мертвую живую собаку, которая, между прочим, совсем не безобидна. Но кого еще ты впустил? Ты же мог впустить кого угодно! Достаточно одного единственного семени растения, зацепившегося за твои брюки, чтобы угробить всю биосферу раз и навсегда. Представь себе тучу, которая летает над нашими лесами. Представил? А ведь это не самое страшное, самого страшного ты еще и не нюхал! Есть тысячи невидимых существ, которые только и ждут, чтобы прорваться сюда оттуда!

– Если бы вы объяснили мне это заранее…

– Пошел прочь с моих глаз. Вернешься завтра, в шесть утра, недоумок. И хорошо выспись ночью, никаких баб и никакой водки. Завтра тебе снова идти.

Ложкин вышел из комнаты и обернулся в дверях. Дед лежал на диване, внимательно разглядывая свои удлинившиеся пальцы. Хотя кожа на его лице стала нормальной, но пальцы остались такими же длинными и изогнутыми.

Он вошел в свою спальню, не включив свет. В комнате было темно и просторно, сейчас она казалась не комнатой, а, скорее, большим каменным склепом, в ней совершенно не было той уютной камерной мягкости, которую обычно создают комнатные, оклеенные обоями, стены. Комната казалась гулкой, влажной и мшистой, как горное ущелье. У единственного окна стояла выключенная лампа с голубым абажуром; заплатка лунного света падала на абажур и отражалась, рассеиваясь. Комната освещалась луной; в лунном свете порхали едва заметные полупрозрачные бабочки, каждая размером с ладонь. Ложкин быстро включил свет, и бабочки исчезли. Выключил – и они появились снова. Бабочки, видимые лишь при свете луны. Живая и мертвая собака. А кого еще он впустил сюда? И что, если сейчас, прямо в этой комнате, скрывается чужой?

Чужой, однако, объявился лишь утром.

Ложкин не зашел к деду в шесть утра на следующий день, как от него требовалось. Вместо этого он проспал как убитый до половины десятого. Когда он проснулся, то некоторое время не понимал, где находится. Наклонный солнечный столб упирался прямо в подушку у его лица, вдали кричали петухи, как в настоящей деревне; и каким-то шестым чувством он мгновенно понял, что в доме находится кто-то чужой.

Через пять минут он, уже одетый, вошел в комнату деда. Дед был не один. За столом сидел уже знакомая Ложкину женщина, младший лейтенант милиции, и что-то записывала с совершенно зловещим выражением лица. Дед выглядел спокойным, как Будда, и даже немного сонным. Он не потрудился надеть майку, и сейчас сидел, слегка поглаживая свой волосатый живот удлиненными пальцами левой руки.

– Извините, я зайду в следующий раз, – сказал Ложкин и приготовился проворно выскользнуть из комнаты, но милиционерша пресекла его попытку.

– Вас-то мы и ждем, – сказала она.

– А в чем дело?

– А дело в том, что вот у меня (она потрясла в воздухе каким-то листком), вот у меня копия свидетельства о смерти. О смерти того человека, который в данный момент сидит передо мной, живой и здоровый. Если не ошибаюсь, то ему уже валит девятый десяток, а выглядит он на сорок лет моложе. Все это более, чем подозрительно, я бы сказала…

– Можете сверить мои отпечатки пальцев, – расслабленно возразил дед, – они же есть в вашей картотеке.

– Сверим, сверим, не сомневайтесь. Но все же, смерть на вас отлично подействовала, как ни странно. Может быть, мне и самой попробовать умереть?

– Вы и так выглядите потрясающе, – слюбезничал дед, хотя сегодня милиционерша имела то самое картонно-плакатное выражение лица, которое уже однажды видел Ложкин.

– Так как все же вы умудрились воскреснуть? Кстати, ваш предполагаемый внук присутствовал при вашей смерти, о чем есть соответствующий документ с его подписью. Сейчас мы его спросим самого об этом.

– Что? – спросил Ложкин.

– Итак, вы присутствовали при смерти вашего деда, которая наступила в результате…. Так, это все обычное тра-ля-ла, в результате нанесенных ему телесных повреждений. Согласно заявлению потерпевшего, он был избит незнакомыми ему хулиганами. А вот справка из морга… Как же это вы ухитрились выбраться из могилы? Гроб ведь, кажется, гвоздями забивают?

– Гвоздики мелкие, ногой толкнешь, они и вылетят, – сказал дед.

– Так мне и записать?

– Ага, так и пишите.