Сергей Герасимов - Часть той силы

– Нет. Но сейчас отдыхай и жуй протейник. Спорами займешься с утра. Сколько листков ты сорвал?

– Четыре, – ответил Ложкин. – То есть, пять, а четыре осталось.

– Четырех листков тебе не хватит.

– Так я сорву еще.

– Куст тебе не позволит, – ответила Ауайоо, – нужно было срывать сразу.

Ложкин посмотрел на куст. Сейчас ветки были голыми, покрытыми шевелящимися пушистыми колючками устрашающей величины. Куст протейника напоминал чудовищный кактус.

– Слушай, – сказал Ложкин. – Объясни мне, пожалуйста, как мне с тобой разговаривать? Стучать ты не разрешаешь, тогда как же мне тебя разбудить, если срочно нужно? Я не понимаю.

– Я тебе уже говорила.

– Я не помню.

– Я не хочу с тобой разговаривать. Ты мне противен.

– Тогда давай начнем все сначала, – предложил Ложкин.

– Ты и девушкам это говорил? – ехидно спросила Ауайоо.

Ложкин задумался.

– Да. Приходилось.

– Ты чудовищно невоспитанный человек. В мое время, то есть, сто лет назад, таких просто не существовало.

– Значит, сейчас другое время, – заметил Ложкин.

– Тем хуже для времени, – сказала Ауайоо. – Я однажды уже говорила тебе, что мы можем быть друзьями, если ты будешь делать для меня что-нибудь приятное. Для этого нужно было всего лишь пощекотать небольшую выпуклость с задней стороны этого камешка. Это доставляет мне удовольствие. Но ты не захотел этого делать. Когда ты хотел говорить со мной, ты просто грубо стучал. А я ведь умею ощущать боль! Не говоря уж о том, что ты совершенно не уделял мне внимания! Я просила тебя, чтобы ты купил мне журналы, а ты и пальцем не пошевелил! Ты обращался со мной, как с рабыней, все время только требовал и требовал и требовал! Ты даже не заметил новый цвет моей помады! Можно подумать, что тебе все равно!

И она расплакалась. На секунду Ложкину показалось, что он снова женат.

– Но я не знал!

– Ты все знал, все! Ты просто думал, что так проще. Не ждать милости, а взять ее. Так вы все рассуждаете. А ты ведь еще и не худший. Ты всего лишь малая часть той большой силы, которая творит зло, стремясь к добру. Эта сила называется человечеством. Именно это отличает вас как от цивилизованных существ, так и от низших животных.

– Но почему? – спросил Ложкин. – На самом деле, почему? Я всю жизнь хотел делать только хорошие вещи. Я не сделал ничего плохого сознательно. Но, оглядываясь на жизнь, я вижу, что оставил столько зла, что добро совершенно теряется на этом фоне. Почему так? Почему так бывает? Почему так бывает постоянно?

– Это временно, – ответила Ауайоо и вытерла глаза. – Это связано с тем, что вы сейчас на переломе. Вы переходите от эволюции зверя к эволюции разумного существа. Эволюция зверя означает наращивание силы, размера, злобы, длины клыков или когтей. Эволюция разумного существа означает развитие духа, то есть, понимания, добра и сострадания. Эволюция света идет в вас одновременно с эволюцией тьмы. И даже если вы выбираете свет, это не спасает вас от тьмы. Сегодня ты убил брызгуна вместо того, чтобы просто отключить его. В убийстве не было необходимости.

– По-моему, чем больше брызгунов будет убито, тем лучше.

– Это лишь по-твоему. В свое время брызгуны были созданы как часть отличного аттракциона на озере. Они должны были катать людей на своей спине, затевать морские сражения, хватать соперников и сбрасывать их в воду. Для этого им нужны были большие мягкие пальцы. Они могли стрелять и метить человека, – так, как сейчас это делается в пейнтболе. Они были прекрасными разумными роботами для игры. Не спорю, они деградировали, но они не утратили ни свои инстинкты, ни свой разум.

– Они разумны?

– Не менее, чем ты. У них даже есть своя культура, непохожая на вашу. У них есть наука и вера. Ты ведь заметил, как они любят читать? Познание доставляет им наибольшую радость, сравнимую с экстазом. Просто в том болоте, где они живут, им нечего познавать. Поэтому они злы и несчастны.

– Это понятно, – сказал он. – Мы тоже злы и несчастны. И я зол и несчастен, хотя бы потому, что в меня впились четыре новые споры, а ты так и не сказала, что мне с этим делать. Честно говоря, мне трудно жалеть существо, которое только сегодня пыталось меня убить, и которое почти добилось своего. Может быть, ты назовешь это, э… Каким-нибудь нехорошим словом, но я вот такой есть, какой есть. Моя жизнь меня заботит больше, чем жизнь этих монстров. Если я буду в безопасности, и все будет в порядке, тогда еще другой вопрос.

– Отдыхай, – сказала Ауайоо. – завтра тебе будет легче. Завтра нас ждет водопад миров.

– Водопад миров, – сказал Ложкин. – Еще одно высокопарное слово. То есть два слова, что не меняет дела. Это все, как бы это сказать, только представляется большим; на самом деле, это рассчитано на воображение подростка. Это все красивый туман, ничего конкретного, бесполезная игра. Я прав?

Было десять утра. Только что он сжевал предпоследний лист, и его голова окончательно прояснилась. Последний, самый маленький из всех, он оставил на крайний случай. Лист свернулся в клубок, прыгал у него на ладони и жалобно пищал.

– Всего лишь большая детская комната, – сказал Ложкин, глядя на листок. – Ничего, кроме игрушек. Конечно, отличный подарок, но только для детей. Почему они не принесли на землю что-нибудь серьезное? Что-нибудь такое, что могло бы заинтересовать взрослых?

– Они принесли, – ответила Ауайоо, не переставая красить ресницы.

– Но я не вижу здесь ничего серьезного, кроме ужасов и баловства.

– Это путь.

– Путь? – удивился Ложкин. – Куда?

Сейчас он сидел на краю железнодорожной насыпи и жевал травинку. Невдалеке поднималась в небо сизая стена тумана.

– Туда, – ответила Ауайоо. – За той стеной тумана этот мир заканчивается. Пространство просто обрывается, как бумажный лист. Раньше там был прямой переход в другие миры. Там была тропинка; если ты шел по ней, то за час пути пешком мог переместиться на миллиарды световых лет и попасть в чужие галактики, невидимые отсюда в самые мощные из ваших телескопов. Ты мог бы посетить любой из миров, доступных для человека. Это был путь среди звезд. Сейчас этот путь закрыт. Ты сам понимаешь почему.

– А железная дорога?

– Железная дорога позволяла перевозить грузы; теперь она обрывается в никуда.

– Ничего нельзя сделать?

– Двери закрыли с той стороны, и закрыли на такой замок, который вам не отпереть и за много тысячелетий. Сейчас мы подойдем к этим дверям.

– Они выглядят как настоящие двери?

– Они выглядят, как водопад миров. Ты увидишь.

Ложкин спустился с насыпи и пошел вдоль стены тумана. Земля под его ногами была влажной и совершенно мертвой.

– Здесь ничего не растет, – сказал он.