Эрик Расселл - Часовые Вселенной

— Совершенно верно,— согласился Бич и стал задумчиво изучать собственные руки — Мы с Бьернсеном очень старые друзья. Таких, как я, осталось совсем немного.— Он поднял глаза и посмотрел прямо в лицо собеседнику.— И еще я должен признаться, что у меня действительно много таких сведений, которые я собираюсь хранить в строгой тайне. Ну и что вы собираетесь со мной делать?

Этот дерзкий вызов мог бы смутить кого-то менее настойчивого. Но сыщик так легко не сдавался. Уперев руки в колени и подавшись вперед, он постарался изобразить на лице такое выражение, как будто ему известно гораздо больше, чем подозревает его оппонент, больше, чем он пока намерен открыть.

— Скажу вам откровенно,— начал он,— Ирвин Уэбб оставил тайное послание, которое нам удалось расшифровать. Оно содержало многое из того, что он обнаружил. Уэбб утверждал: эту картину необходимо показать миру — если такое зрелище не приведет к бойне.

— Бойня! — хрипло вырвалось у Бича,— Разве вам не достаточно того, что случилось с Силвер-Сити? Один человек видит картину, смотрит на нее, думает о ней — и в единое мгновение тридцать тысяч людей расплачиваются за это своими жизнями, а может быть, и душами. Вот и сейчас самый опасный для вас враг — ваши собственные мысли. Зная самую малость, думая о ней, размышляя, прокручивая ее в мозгу, вы сами подставляете себя под удар, обрекаете себя на гибель. Вас выдает непроизвольная деятельность вашего же ума.— Взгляд его скользнул к двери,— Если вдруг люминесцентный экран на двери засветится, ни я, ни весь цивилизованный мир уже не смогут спасти вас от немедленной смерти.

— Знаю,— невозмутимо ответил Грэхем.— Но риск, которому я подвергаюсь, ничем не больше вашего, к тому же он не сможет возрасти, если я узнаю то, что уже известно вам. От большего знания смерть не станет больше.— Стараясь не смотреть на экран, он сосредоточил все внимание на сверкающих глазах собеседника. Если экран засветится, он увидит его отсвет в глазах Бича.— Раз уж бойня все равно произошла, несмотря на то что истина не стала достоянием масс, навряд ли положение ухудшится, если истина выйдет наружу.

— Ваше предположение,— Бич саркастически усмехнулся,— построено на ошибочной предпосылке: плохое не может стать еще хуже,— Он не сводил глаз с экрана.— Когда-то не было ничего хуже лука и стрел — пока не появился порох. Не стало ничего хуже его — пока не появились отравляющие газы. Потом бомбардировщики. Потом сверхзвуковые ракеты. Потом атомные бомбы. Сегодня — бактерии и вирусы-мутанты. Завтра — что-нибудь еще.— Последовал отрывистый язвительный смешок.— Ценой слез и страданий мы начинаем понимать, что всегда есть простор для дальнейших усовершенствований.

— Охотно поспорю с вами, но только когда буду знать все факты,— парировал Грэхем.

— Поверить в эти факты невозможно!

— Но вы-то сами верите?

— Логичный вопрос,— с готовностью согласился Бич.— Только в моем случае о вере речи не идет. При чем здесь вера, если знание получено эмпирическим путем! Нет, Г рэхем, я в них не верю — я их знаю! — Он задумчиво погладил подбородок.—

Для людей сведущих неопровержимые доказательства, которые удалось собрать, не оставляют места сомнениям.

— Так что же это за факты? — не отступал Грэхем, всеми силами стараясь заставить ученого заговорить.— Что развеяло по ветру Силвер-Сити? Что прервало эксперименты целой группы ученых, прикончив их таким образом, чтобы не вызвать никаких подозрений? Что только сегодня убило начальника полиции Корбетта?

— Корбетт? Так он тоже погиб?

Бич погрузился в длительное раздумье, устремив глаза через плечо собеседника на занавешенную дверь. В комнате повисла тишина — только настольные часы отсчитывали время, оставшееся до смерти. Один ум лихорадочно мыслил, другой с суровой неумолимостью ждал. Наконец Бич встал и выключил свет.

— Лучше наблюдать за экраном в темноте,— пояснил он.— Садитесь сюда, рядом со мной, и не сводите с него глаз. Если он засветится, начинайте думать о чем-то постороннем, или само небо не сможет вас спасти!

Придвинувшись поближе к ученому, Грэхем устремил взгляд во тьму. Он знал: наконец-то дело вот-вот сдвинется с мертвой точки, и его безжалостно терзали угрызения совести.

«Ты обязан выполнить приказ! — не умолкал в нем внутренний голос.— Твой долг — связаться с Лимингтоном, как тебе было велено! Если Бичу придет конец, а вместе с ним — и тебе, то мир ничего не узнает, кроме того, что ты потерпел неудачу, как и все остальные, причем только потому, что не захотел выполнить свой долг!»

— Грэхем,— произнес из темноты хрипловатый голос Бича, положив конец покаянным мыслям разведчика,— мир получил научное открытие такой же величины и важности и такой же далеко идущей перспективы, как изобретение телескопа и микроскопа.

— Что же это?

— Способ расширения видимой части спектра далеко за пределы инфракрасного диапазона.

— Вот оно что!

— Его обнаружил Бьернсен,— продолжал Бич.— Как уже случалось со многими другими великими открытиями, он натолкнулся на него случайно, занимаясь чем-то совсем другим.

Но сумел понять значение своей находки и получить практические результаты. Как и телескоп, и микроскоп, она раскрыла перед ним новый, доселе неведомый мир, о котором никто даже не подозревал.

— Новый ракурс, позволяющий увидеть то, что незримо присутствовало и раньше? — подсказал Грэхем.

— Вот именно! Когда Галилей, сам себе не веря, глядел в телескоп, он обнаружил то, что испокон веков было перед глазами несведущих миллионов, то новое, революционное, что перевернуло официально принятую и широко известную геоцентрическую систему.

— Замечательное открытие,— согласился Грэхем.

— Микроскоп дает гораздо лучшую аналогию — ведь он позволил увидеть факт, который с Сотворения мира маячил у всех под носом и о котором тем не менее никто не подозревал. Факт, что мы всю свою жизнь соседствуем с бесчисленным множеством живых организмов, скрытых от нас за пределами нашего зрения, скрытых в бесконечно малом. Вы только подумайте,— настаивал Бич, голос его звучал все громче,— юркие живые твари, кишащие вокруг нас — над головой, под ногами, в нас самих. Они борются, размножаются и погибают в нашей же собственной кровеносной системе, и при этом никто о них знать не знал, даже не догадывался, пока микроскоп не прибавил остроты нашему слабому зрению.

— Да, это тоже великое открытие,— подтвердил Грэхем. Несмотря на заинтересованность, нервы его все еще были на взводе: он так и подскочил, когда собеседник случайно коснулся его рукой в темноте.

— Все это веками ускользало от нас — одно, скрываясь в непостижимо большом, второе — в невероятно малом. Точно так же ускользало и другое — затаившись в абсолютно бесцветном. — Глуховатый голос Бича дрожал от волнения,— Шкала электромагнитных колебаний занимает более шестидесяти октав, из которых человеческий глаз способен увидеть всего одну. Вот за этим зловещим барьером, создаваемым нашим же слабым, ограниченным, беспомощным зрением, и скрываются жестокие, всемогущие господа, правящие каждым из нас с колыбели и до могилы, невидимо и безжалостно паразитирующие на нас,— истинные хозяева Земли!