Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах

Пепенька тоже встал с дивана. Он был еще больше своего напарника.

– Ничего себе, – сказал Гектор, – Вам по сколько лет, мальчики?

– Двадцать один, – сказал Пепенька.

– Двадцать один, – откликнулся другой.

– Понятно, значит, модификанты.

Модификантами называли генетически модифицированных людей, которые родились еще до принятия первого кодекса о генетических преступлениях, то есть, двадцать, максимум двадцать три года назад. Раньше этого времени проблема казалась технически слишком сложной, поэтому не было ни одного модификанта старше двадцати трех. Собственно, именно массовое появление модификантов и привело к принятию первого кодекса. Модификантов в основном рождали для спортиных достижений и в основном, их родителями были экс-спортсмены, не добившиеся в жизни высоких результатов. К сожалению, модификантам запретили участоввать в общих спортивных состязаниях. Для них проводились отдельные пара-олимпийские игры, но это было несерьезно. Большинство из них работали в охране или подались в бандиты.

– Смотри, брат, ему уже понятно, – сказал Пепенька.

– Ничего, сейчас станет еще понятнее.

И в этот момент произошло нечто неожиданное. Пепенька заорал и упал, его клетчатая рубаха мгновенно окрасилась в цвет крови. Он отбивался руками от чего-то невидимого. Его брат отошел и стоял спиной к стене, с ужасом в глазах.

– Хватит, – приказал Гектор, – сюда.

Пепенька встал. У него была разорвала рука и кожа на груди.

– Мы поговорим позже, – сказал он. – Когда ты будешь без своего зверя.

– Этот зверь всегда со мной, – ответил Гектор, – и кроме него есть другие.

Хочешь, покажу?

Когда модификанты ушли, Анна осторожно погладила невидимую голову. Собака была довольно крупной, с короткой шерстью и жестко торчащими ушами. Анна не могла определить породу на ощупь.

– Невидимые собаки запрещены, – сказала она.

– Джек мой друг, я не мог его усыпить.

– Где ты его держишь?

– Раньше он жил на даче, там у меня большой участок; он сам охотился на кроликов и мышей. Теперь я держу его при себе, на всякий случай.

– Ты не боишься?

– Он уже старик, почти одиннадцать лет. Мы столько времени пробыли вместе, что, кажется, способны понимать мысли друг друга. Он совсем не злой и хорошо слушается.

– Ты говорил, что у тебя есть и другие звери?

– Разве говорил?

Модулятор мог управляться лишь одним человеком. Кресло тоже было одно. Но к устройству подключалось сразу несколько виртуальных шлемов, что делало его незаменимым при обучении. Шлем позволял наблюдать и общаться, но не вмешиваться в процесс.

– Я знаю, – сказала Анна в ответ на его объяснения. – У нас в институте такой был. Мы делали на нем простые работы, как вроде, переставить гены местами.

– Получалось?

– Нет. Обычно нет.

– Здесь нужен навык.

Он сел в кресло, а ее оставил на диване, за своей спиной.

– Где сейчас Джек? – спросила она.

– Не имею понятия. Он не только невидим, но и не слышен. Он привык маскироваться. Может быть, ты дотронешься до него, если протянешь руку.

– Не пугай меня.

– Он не страшен.

– Ты страшен. Я начинаю тебя бояться.

– Тогда включаемся.

Он активировал модулятор и сразу ушел в глубину. Он шел спокойно и уверенно, чуть быстрее, чем того требовало дело, может быть, желая произвести впечатление. И он произвел.

– Так быстро, что я не успеваю следить, – сказала она. – где мы?

– Внутри клетки. Вон там ядро.

– Почему оно бесцветно?

– Потому что только учебные препараты окрашивают. Это его естественный цвет. Но мы как раз подошли к пределу естественного цвета. Сейчас цвета будут моделироваться компьютером. Я опускаюсь еще на уровень.

Он вошел глубже и все сразу взорвалось цветами – это было как фейерверк сразу со всех сторон: каждая крошечная пылинка атома пылала собственным сиянием.

Он снизил яркость и выбрал одну из хромосом. Даже при этом небольшом увеличении, он увидел, что был прав: порядок атомов нарушен, сразу заметна неестественная комбинация с двумя атомами натрия.

– Видишь? – спросил он.

– Где?

– Здесь, – он протянул руку и показал. – Эта структура не могла образоваться сама. Я встречал ее множество раз. Она была у женщины, которая напала на меня в подьезде. Она была в генах того муравья, мертвое тело которого мы чуть было не привезли в морозильнике. К счастью, я взял его ноготь. Теперь она в катином волоске.

– Значит, ты ее вычислил?

– Я вычислил ее еще два года назад.

– Как это может быть?

– Эта та самая молекулярная структура, которая названа моим именем. Та, из-за которой меня выгнали из-за университета.

– Та, из-за которой мы встретились, – сказала она.

– Конечно. Иначе я бы никогда не пришел в лабораторию. Структура Пущина-Беева. Но она есть в каждом человеке, в тебе и во мне, в том числе. Эта та самая кнопка, которую можно включить в любой момент. Просто сейчас она включена. В тебе и во мне она выключена. Но это ни о чем не говорит. Стоит ее нажать – и мы с тобой тоже превратимся в тупых муравьев.

– Анализ?

– Анализ мы организуем. Трех разных образцов для компьютера достаточно.

Вначале проверим всех, кто работал в лаборатории.

– И меня?

– И меня тоже.

Над лесным озером висели неподвижные кучевые облака; в голубых провалах между ними высоколетящие самолеты оставляли свои белые полоски; чернела вертикальная струна космического лифта. Лес на противоположной стороне казался совсем темным и чуть голубоватым из-за расстояния; над ним поднимался дым, двумя наклонными, пронизанным солнцем перламутровыми полосами – лесной пожар.

Моб медленно подъехал к розовой двухэтажной вилле, мирно лежащей в зелени, как помидор в салате. Гектор посигналил дважды, потом потом посидел минуту, щурясь от головной боли, потом вышел из машины и подошел к воротам.

Калитка оказалась незаперта.

Головная боль была его постоянным спутником. Ее не снимали никакие лекарства. Порой она была почти непереносима, хотя обычно оставалась слабой, как гудение трансформатора. Сегодня в его левый висок вбивали раскаленный до бела гвоздь.

Шеф не появлялся в лаборатории уже больше недели. Телефон не отвечал. Вриск сообщал, что все в порядке, и отказывался говорить о чем-либо еще. На работу перестали выходить даже уборщики. Впрочем, Гектор нашел их всех, кроме уборщицы Уваровой – та пропала неизвестно куда. В последние месяцы она настойчиво вручала всем и каждому смешные брошурки, взывающие к борьбе за женское дело. Но теперь исчезла даже она. Все разрушалось, все превращалось в прах – так разрушается мертвое тело. Лаборатория даже перестала выполнять мелкие обязательные контракты, которых имела множество, и это грозило обернуться большими финансовыми неприятностями. Но Гектор приехал не только за этим.