Николай Беляев - Теплый весенний день [СИ]

Тут всё знакомо… знакомо, да не совсем. Липа, всегда бывшая тоненьким деревцем, стала огромной, словно прошло лет пятьдесят, да и яблони, густо покрытые бело-розовыми цветами, разрослись, отчего садик выглядел чуть ли не как лес. А вот колодец ничуть не изменился — Галя подошла к нему по засыпанной камушками дорожке, заглянула внутрь, угукнула — гулко отозвалось эхо…

Из дома вышла бабушка, и Галя чуть не ойкнула вслух от удивления: на бабуле был чёрный отглаженный пиджак с золотыми погонами! Мало того: на правой стороне груди два ордена, на левой — медали, десятка два, не меньше!

Погоны? Галя помнила, что погоны были ещё в царские времена. Откуда они появились в этом сне? Да ещё и на бабушке??? А ордена, медали?

Бабушка подошла ближе, и девушка узнала один из орденов — Красная Звезда. Второй незнакомый, с надписью «Отечественная война» по кругу. В честь войны с Наполеоном? Но бабушка её не застала… А медали? Вон «За отвагу»… Бабушка — и отвага???

Сам по себе фантастический сон Галю ничуть не удивлял — она любила читать и Беляева, и Долгушина, и других фантастов — видимо, оттого и сон соответствующий. Больше удивляло то, что всё вокруг выглядело совершенно… обыденным, что ли? Ни храбрых покорителей космоса, ни странных чудищ, ни коварных злодеев — простая, обычная жизнь обычных людей. И от этого становилось немного не по себе, несмотря на тёплый солнечный день.

Бабушка, улыбнувшись, открыла калитку, пропуская девушку на улицу.

— Ленк, как это ты ненакрашенной на улицу вышла, ишо и в таком виде? — раздался ехидный голос, и Галя не сразу поняла, что обращаются к ней. Говорила бойкая старушка — тоже в пиджаке, но без погон, и медалей было гораздо меньше.

Ненакрашенной? Это что, Леночка ещё и красилась перед тем, как куда-то выйти? То-то перед зеркалом была куча разных тюбиков… Странно всё это…

Девушка неопределённо пожала плечами, но старушка, похоже, и внимания не обратила, обращаясь к Леночкиной (или Галиной?) бабушке:

— Привет, Степановна! Чтой-то ты рано…

— Привет, Платоновна! Не хочу на митинг. Шумно… Схожу пораньше, ребят вспомню.

— Это хорошо, — закивала Платоновна. — Прально-прально! Говорят-то много…

Девушка с бабушкой неторопливо шли по краю укатанной деревенской улицы, кое-где подсыпанной щебнем. Галя глазела по сторонам, чуть не раскрывая рот от удивления: вроде привычная улица выглядела совсем не так, как в жизни. Многие дома изменились, каких-то не было, появились новые. Некоторые были заколочены, на месте других высились двухэтажные кирпичные особняки. Ох ты, а это что? Неужели автомобиль?

Таких автомобилей Гале видеть не приходилось — зализанный силуэт с блестящими стёклами, широкие колёса совсем небольшого размера… На овальной эмблемке — надпись «Ford». Ну хоть что-то знакомое, это вроде американская марка — Галя знала, что «форды» послужили основой для ГАЗиков. Ну точно фантастика! А вон ещё одна похожая машина, и ещё… Яркие, как цвета радуги.

Практически у каждого дома с бабушкой кто-то здоровался, перекидывался парой слов. Желали здоровья, поздравляли с праздником… но с каким же праздником?

Громкоговорители тоже не молчали — правда, они были не привычными чёрными рупорами, а небольшими, крашеными серебристой краской, да и было их намного больше. Из них негромко лилась музыка — но незнакомая.

От очередной трели отчего-то стало жутковато:

Галя слушала и не понимала. Неизвестный певец хрипло пел, и пел о войне. Но о какой войне? С кем? В этом полуфантастическом мире была война? Урал — значит, это Советский Союз. Ну да, как же может быть иначе… И деревня знакомая… почти.

Песня закончилась, тихо зазвучала новая, с нотками вальса. Бабушка теребила в руках несколько красных гвоздик. Отделила две, дала девушке:

— Возьми…

Девушка едва сдержалась, чтобы не спросить — зачем. Она уже боялась, что любое неосторожное слово выдернет её из этого удивительного сна.

А людей становилось всё больше, и двигались они туда же, куда и бабушка с девушкой. Шли и в одиночку, и по двое-трое… Большинство — пожилые, но была и молодёжь, и немало. Почти у всех в руках были красные гвоздики.

Галя попыталась опять вслушаться в слова песни — из-за гомона разбирать было всё сложнее:

— Ленчик, ты когда обратно?

Галя не сразу поняла, что пара, высокий парень в накинутой лёгкой куртке и яркая девушка в узких голубых брюках, обращаются именно к ней.

— Что?

— Мы часа в три обратно в город, можем тебя на машине подбросить.

Пробормотав «спасибо», девушка скорее почувствовала, чем услышала: «Что это сегодня с Ленкой? Будто не узнаёт…»

Эх, песню прослушала. Может, там что-то прояснялось?

А ведь, похоже, пришли. Бабушка же говорила что-то про мемориал.

Вот и он, чуть в глубине от улицы, к нему ведёт аллея, обсаженная высоко вымахавшими тополями. Все вспоминают какую-то войну… Мемориал тоже к этому?

Опять ожил громкоговоритель:

Почему-то защемило сердце.

Калитка из металлических прутьев распахнута. Дорожка выложена бетонными плитками.

А в конце дорожки — белая фигура бойца. В накинутой на плечи плащ-палатке, без шапки, со склонённой головой и автоматом в опущенной руке.

И перед ним всё усыпано цветами. Теми самыми красными гвоздиками — девушка с бабушкой пришли сюда не первыми, несмотря на то, что пришли до какого-то «митинга».

Мраморная плита, на ней слова: «Никто не забыт, ничто не забыто».

Бабушка, нагнувшись, положила две гвоздички к остальным. Галя, на секунду замешкавшись, машинально сделала то же самое… и увидела, что глаза бабушки полны слёз.

День Победы? Над кем?

И только теперь до неё дошло, что плиты, вертикально стоящие по обе стороны от белой фигуры, сверху донизу исписаны. Имена. Имена. Имена…

Тысячи имён, выбитых на розовом граните.

Красноармеец. Красноармеец. Сержант. Младший лейтенант. Красноармеец…

И год. Почти везде — 1941 год.

Сорок первый? Но это же…

Додумать мысль она не успела — взгляд упал еще на одну плиту, на этой были эмалевые овалы с портретами — такие, как ставят на могилах. Только овалов было много, в несколько рядов.

Ближний. Иванов Николай… и знакомое лицо — вздёрнутй нос, озорные глаза, неизменная кепка…