Алексей Лебедев - Рассказы

Об этом я позабочусь.

— Простите, но как тогда объяснить наше существование? — осмелился возразить я.

— Флуктуации. Волны хаоса. Они оставляют после себя души разумных существ из виртуальных миров. Вот как вы, например.

— Мы — души?

— Ну, разумеется. Не думаешь ли ты, человечек, что присутствуешь здесь во плоти? Тут нет ничего, принадлежащего материальному миру. Все, что ты видишь вокруг, лишь твои представления, оставшиеся от прошлой жизни. Спроси своего собрата по несчастью — ему мерещатся темные воды и мангровые заросли. Ведь он совсем из другого мира. А вот, что вас ждет…

По мановению руки демона стены стали прозрачными, и сквозь них стало видно залы, заполненные существами в белых халатах.

Они сидели вдоль стен, уставившись в темные экраны и бесконечные ряды индикаторов. На всех горела одна цифра — «ноль».

— Такова ваша участь. Когда барьеры сознания падут, а иллюзии растают, вы познаете Великое Ничто и присоединитесь к армии моих слуг. Счастливо оставаться!

И демон испарился.

— Я был прав, — сказал Глог. — Мы в аду, во власти Владыки Глубин. И нет нам спасения.

— Это еще как посмотреть, — возразил я. — У нас этого типа называют иначе. Князь Тьмы, например. Он же Отец Лжи. Не думаю, что ему можно верить на слово.

— Неужели? — горько вздохнул маг. — Зачем ему лгать?

— Чтобы сломить наше сопротивление.

— О каком сопротивлении ты говоришь?

— Да о том самом барьере сознания, который он упоминал.

Пока мы видим то, что видим, а не это самое Великое Ничто, до тех пор мы не в его власти. Надо держаться своих представлений, вот и все.

— Но что толку? Нам никогда не покинуть стен этого замка.

— Надо дождаться Большого Взрыва.

— Чего?

— Я думаю, мы проскочили точку Большого Взрыва и попали в область отрицательного времени. Значит, надо ждать. Вселенная должна возникнуть, что бы он там ни говорил.

— А, так ты говоришь о Сотворении… Но что тогда будет с нами? Сумеем ли мы пережить этот миг или сгинем вместе с адскими полчищами?

— Не знаю. Но, вроде бы, души бессмертны…

Время в Вечности тянулось невыносимо медленно. Ни есть, ни спать не хотелось. От нечего делать мы стали рассказывать друг другу о своих мирах.

Насколько я понял, народ Джарла принадлежал к земноводным, а их повелители — к пресмыкающимся. Цивилизация развилась на бесчисленных островах теплого океана. Единственный на планете материк был скован льдами и непригоден для жизни. В этом мире науку заменила магия, достаточно действенная, судя по нашей встрече.

Глог был был молодым придворным магом у повелителя своего острова. Тот приказал ему найти способ управлять временем, чтобы разорить гнездо повелителя соседнего острова до того, как он появится из яйца. Выслушав эту историю, я горько усмехнулся.

Неужели таков закон природы, что разум служит насилию и смерти?

Не хотелось бы в это верить.

Думаю, собеседнику мои рассказы были менее понятны, ведь ничего подобного человеку в его мире не существовало.

— Я восхищаюсь тобой, — сказал он. — Ты совершил смелый поступок, выступив против своих повелителей.

— Не забывай, что мои начальнички — существа одного со мной вида.

— Ну и что? Да, нашим повелителям не нужна влажность моря, они не боятся Солнца и живут триста лет. Но такова их природа.

Теперь я понял. Дело вовсе не в заслугах предков.

— Что ж, вернешься — устроишь революцию.

— А что это такое?

Я стал объяснять, вспоминая жаркие студенческие денечки…

Как-то я посмотрел на потолок и увидел в нем здоровенную черную дыру. Картина эта мне здорово не понравилась. Я закрыл глаза и представил, как все было раньше. Затем открыл и глянул снова — дыра затянулась. Но, похоже, мой барьер начал давать сбои. Я предупредил Глога, и не зря: его иллюзорный мир тоже начал проваливаться в небытие. Ситуация становилась напряженной.

То и дело приходилось штопать иллюзии усилием воли, и конца этому не было видно.

Но однажды в нашу тюрьму проникло странное сияние. Стены вновь стали прозрачными, и я увидел, как суетятся за своими пультами пропащие души, как мерцают экраны и бешено мигают индикаторы. Должно быть, произошла какая-то авария.

— Нет! — раздался разъяренный голос демона. — Никогда!

Океан света обрушился на его замок. Все вокруг шаталось и рушилось. Мир сворачивался ураганом красок, унося меня в неизвестность.

И увидел я новое небо и новую землю.

На черном фоне — паспорт гражданина Советского Союза.

Звучит гимн; постепенно мелодия искажается, затухает. Становится слышен шелест, шепот множества голосов. Паспорт светится: его сияние багровое, как и обложка. Он открывается: на первой странице можно прочесть — «Ковалев Александр Платонович».

Страница переворачивается: там, где должна быть фотография, вклеен кусок серой пленки. Шепот становится громче. Появляется рука, пальцы ее дрожат. Наконец, указательный палец касается серого прямоугольника. Пространство на миг заполняется багровым светом, потом он пропадает; наступает тишина. На фотографии — четкое изображение человека. Он одет в черный пиджак и галстук.

Взгляд его полон усталости и презрения.

Экран телевизора. Программа новостей: диктор увлеченно рассказывает о чем-то. Его не слышно — звук отключен. Следует прогноз погоды, а потом — реклама. Рука включает звук. На экране — горы, белый снег на черных скалах. На фоне гор — текст. Голос диктора читает его вслух: «Дистанционное воздействие по фотографии на алкоголиков, наркоманов, трудных подростков и лиц, нуждающихся в коррекции поведения. Александр Ковалев — это неограниченные возможности, это способность изменить мир!»

Магнитофон. Крутится кассета. Голос: «Вы думаете, это дар?

Нет, это проклятие… Не знаю. Думаете, я сам понимаю? Нет, писем не читаю. Это не важно, о чем меня просят. Происходит не то, что кому-то хочется — им или мне, а то, что должно произойти.

Я только посредник. Шестерка, по вашему…»

Монитор компьютера. На экране — изображение полушарий головного мозга человека. Разными цветами показан уровень электромагнитной активности. Цвета медленно меняются — меняются и зеленые цифры в углу. Перед монитором сидит девица в форме и красит губы.

Комната, похожая на больничную палату; без окон. Белые стены. Лампа дневного света. Голубоватый разряд неустойчив — мерцает. На койке лежит человек. Это Ковалев, на этот раз он в серой больничной пижаме. Крупным планом — его лицо. Глаза закрыты. Раздается звонок. Ковалев болезненно морщится. Звонок становится громче. Ковалев стонет.

Московская кухня. Ковалев в тренировочном костюме моет посуду. Звонок в дверь. Ковалев заворачивает кран, вытирает руки и идет открывать. Он открывает дверь на цепочке. За дверью двое в штатском. Один из них показывает удостоверение.