Владимир Немцов - Альтаир [Сборник]

Валим испытывал неясное волнение, звенело в ушах, холодели пальцы. Нет, не только мечта о повороте гор была тому причиной, тревожила и горячая мысль: а как же это будет сделано? Не атомными ли взрывами Набатников собирается перебрасывать горы?

И, словно отвечая на мысли Вадима, заговорил Набатников:

- Сегодня же принимайтесь за дело. Задача простая, но все же посоветуйтесь со специалистами. У них к каждой телекамере тянутся провода. Попробуем и другой способ. С разных точек нужно видеть, как от взрыва вскроется гора. Геологи обещают, что атомная взрывчатка окупится с лихвой. Здесь в осадочных породах есть…

Лицо Набатникова то вспыхивало, то угасало, говорил он горячо, увлекаясь и вновь осаживая себя. Видно, тема эта была главной в его жизни, заключительным этапом многолетней творческой работы. Он, будто споря с противниками, доказывал, что опыт переброски гигантских масс грунта атомным взрывом пока еще дорог. Но ведь это сейчас, а потом, и очень скоро, станет обычным делом. Можно гору убрать совсем, передвинуть на другое место, наконец, создать заново. Он рисовал перед студентами необычайнейшие картины будущей географии, отчего у Левы Усикова леденело сердце и падало куда-то в пустоту. Митяй крепился - чего ж тут особенного! - и, по-деловому представляя себе практические возможности сегодняшней техники, приходил к убеждению, что действительно это будет скоро.

Женя, вытянув длинную шею, слушал Афанасия Гавриловича, и перед глазами его то появлялись, то вновь исчезали карты, чертежи, рисунки из гигантской книги новой географии. Чья-то невидимая рука перелистывала страницы, знакомые и незнакомые, страницы с картами новых морей, каналов и гор, Можно взрывами вырыть море в пустыне, повернуть к нему реки и окружить его горами. Из земли вырастет кратер, похожий на лунный, но не сухой, а, как искусственное озеро, наполненный водой. Можно сделать горный хребет и защитить сады от жгучего ветра-афганца или ледяного дыхания Арктики. На вершинах этих гор будут поставлены мощные ветроэлектростанции или сделаны специальные шахты для использования воздушного потока. Можно создавать горы на равнинах и в степях, где угодно и в любом, хоть шахматном, порядке.

Но тут не выдержало радиолюбительское сердце, и Журавлихин невольно перебил Афанасия Гавриловича:

- А можно направленным взрывом создать высокий кону- сообразный холм с малой площадью основания?

- Это к чему же?

- Для телевидения, вместо башни.

И Женя объяснил тут же придуманную им систему увеличения дальности телевидения. Она отличалась от обычной ретрансляции тем, что вместо дорогостоящих металлических мачт можно использовать искусственные холмы, на вершинах которых ставить ретрансляционные аппараты. В этом случае, так как высота холма во много раз выше мачты, число промежуточных точек значительно сократится.

- От Москвы до Куйбышева можно сделать всего лишь три-четыре горки вместо многих десятков мачт, - доказывал Женя экономичность своего проекта.

- А ты знаешь, сколько одна такая горка стоит? - вмешался Митяй. - Какая же тут выгода?

Лева с ним не согласился, заморгал, заволновался.

- Странное… очень странное доказательство. Ты что же, Митяй? Позабыл о комплексном решении? Ведь Афанасий Гаврилович об этом и говорил. Гора - не только мачта. Возле нее получается готовый водоем. Это раз. - Он загнул палец. - Наверху ветростанция. Это два. Какой-нибудь… это самое… санаторий - три. И, между прочим, телевизионная точка, но не просто в общей линии, а и для местного телевидения.

Афанасий Гаврилович хлопнул себя ладонью по колену.

- А что? Здорово! Хозяйский подход. Ну что ж, придет время - будем строить и «комплексные горки». Только, честно признаюсь, проект Бабкина мне больше нравится.

Вадим привстал от неожиданности.

- Какого Бабкина?

- Хорош друг! - Афанасий Гаврилович неодобрительно пожал плечами. - Разве он вам ничего не писал? Женя, - профессор повернулся к нему, - это вы мне о Бабкине говорили? Вспоминали о каком-то письме?

Все было верно, но сейчас, в присутствии Вадима, Женя очень не хотел бы разговаривать о письме, которое вслед за первым получил от Нади. Поведение этой маленькой женщины необъяснимо. Почти ежедневно на имя Журавлихина почтовая машина привозила Надины письма. Женя их тщательно скрывал не только от Багрецова, но и от Левы с Митяем. Надя писала о погоде в Москве, о новом фильме, о приеме дальних передач, о том, каким чудесным парнем оказался Бабкин, и об успехе его проекта. Писала, что теперь ее сопровождает хмуро-молчаливый Тимофей. Роль свою он выполняет прекрасно - внимателен и не надоедлив.

«Кстати, как чувствует себя Дима? - спрашивала Надя в одном из писем. Вы, Женечка, наверное, с ним подружились? Немного взбалмошный, но все же натура интересная. Передайте ему, что он хороший, даже несмотря на его стихи. Спасает Бабкин, а то бы совсем заскучала. Ну, а вы, Женечка, вспоминаете меня хоть немножко?»

Примерно в таком же тоне были выдержаны все ее письма. В каждом из них превозносился Бабкин, тепло говорилось о Вадиме, и не забывался адресат. Слова казались искренними, но в то же время смысл их оставался туманным. Не поймешь, к чему все это. Чем вызвано столь частое напоминание о себе? Ведь сама же она пишет, что «ужасно» много работает, вздохнуть некогда. Наверное, по ночам сочиняет письма. И Женя ее жалел. Ему было приятно Надино внимание, но и в нем он чувствовал эгоизм, самолюбование. Вольно или невольно она может столкнуть лбами всех троих: Женю, Вадима и «хмуро-молчаливого» Бабкина. Поэтому Журавлихин решил скрыть от Багрецова, что чуть ли не пачками получает Надины послания. Он не будет передавать приветы и говорить от ее имени, что Дима «хороший». Ничего не скажет и о талантах какого-то Бабкина, о его навой роли. Пусть себе играет. Вряд ли это приятно Вадиму. Лучше молчать.

Но Афанасий Гаврилович спутал все карты. Вчера он случайно встретил Журавлихина и спросил - чем же, в конце концов, разрешилась загадка дальнего приема? Ясно, что Женя не мог не упомянуть об идее Бабкина, она ему нравилась самому.

Сейчас Женя виновато молчал. На лицах Левы и Митяя удивление и обида. Как же так? Вместе работали, вместе искали аппарат, можно сказать, молодую жизнь положили на фронте науки, летний отпуск загубили - и за все это Женькина черная неблагодарность. Почему он скрывает от них идею Бабкина? Ведь дело касается обыкновенного телевидения, а не какой-нибудь секретной военной техники. Да и вообще, что за чепуха - Афанасий. Гаврилович говорит об этом свободно и даже изумлен, почему Бабкин не писал о своей работе Багрецову.

Никто из друзей не догадывался, что техника эта секретна лишь по причине Жениной деликатности.