Владимир Немцов - Альтаир [Сборник]

- Поярков решил повторить испытания, - рассказывал он, мягко опускаясь в кресло. - Что-то ему не понравилось в сегодняшнем полете. Техсовет не возражает, и завтра утром диск поднимется для предварительной проверки потолка с минимальным запасом горючего.

- А мы-то при чем? - удивился Пичуев. - Нам достаточно ясно сказали, что план остается планом. «Потерпите, ребятки, до будущего года».

Дерябин смотрел на него с загадочной улыбкой, снял не спеша очки и положил на колени.

- Не беспокойтесь, дорогой. О нас уже позаботились. Пробный полет будет продолжаться два дня. За это время мы должны проверить все, что нужно.

Вячеслав Акимович резко передернул плечами.

- Благодарю вас. Мы даже не успеем установить аппаратуру.

- В нашем распоряжении, - Дерябин вынул из кармана старинные часы, - ни много, ни мало, а восемь часиков полных.

- Но не забывайте, что уже ночь на дворе.

Недовольно поморщившись, Борис Захарович помешал ложечкой в стакане и заворчал.

- Будьте серьезнее, мой молодой друг. Не все ли равно, день сейчас или ночь? Звоните директору, потом дежурному по институту - пусть вызовет нужных вам. техников. Надеюсь, аппаратура в порядке? Ну, что же вы стоите? - он заметил нерешительность Пичуева. - Распоряжайтесь скорее, или я у вас тарелки побью! - сказал шутливо, но в голосе его слышалось раздражение.

Пичуев позвонил директору института, понимая, что напрасно возражал Борису Захаровичу, когда решается будущее телевидения. Решается! Только так он оценивал опыт с летающим диском. Директор предложил составить подробный план испытаний. За два дня многого не успеешь, нужна особенная организованность, чтобы добиться высоких результатов. Договорились обо всем. Дежурный по институту уже начал вызывать лаборантов. Ничего не поделаешь, срочная необходимость. Никто из них не возражал, и через час аппараты будут доставлены на аэродром.

Возвратившись к столу, Вячеслав Акимович поделился с Дерябиным некоторыми своими опасениями:

- Я очень боюсь, что мои помощники долго провозятся с установкой. Незнакомые условия.

- А Бабкин на что? - Борис Захарович посасывал ломтик лимона и невольно морщил нос. - Назначим его бригадиром. В диске он каждый проводничок прощупал собственными руками. Плохо, конечно, что уже с этих лет у него появляются задатки типичного перестраховщика. Вспомните сегодняшнюю историю с батареей. А дело свое знает хорошо, можно положиться на парня. Только глаз за ним нужен.

Он бросил лимонную корку на блюдце и попросил разрешения пройти к телефону.

Пичуев проводил его в кабинет, где гость, скептически поглядывая на коллекцию курительных трубок, набрал номер метеоинститута и попросил немедленно разыскать техника Бабкина. Пусть пошлют курьера к нему домой. Дерябин знал, что у Бабкина не было домашнего телефона.

- Возьмите машину и доставьте его в институт живого или мертвого, говорил Дерябин, подчеркивая шуткой важность задания.

Машина не понадобилась. Несмотря на поздний час, техник все еще торчал в лаборатории. Как думалось Дерябину, Бабкин остался затем, чтоб в тысячный раз до самого утра проверять, как будут работать аппараты без дополнительный батареи. Надо было снять с себя обвинение в перестраховке.

Вячеслав Акимович размешивал сахар в стакане холодного чая, прислушиваясь к телефонным переговорам Дерябина.

Наконец тот вышел из кабинета.

- Едем!

За рулем машины Пичуев думал о предстоящих испытаниях. Думал сурово, без всяких мечтаний, придирчиво оценивая каждую деталь. В его сознании шевелилось сомнение: не представляет ли этот опыт лишь теоретический интерес? Два дня будет работать телевизионный передатчик с повышенной дальностью. А потом что? Опустят его на землю, и на этом все закончится. Летающая лаборатория, несмотря на ее грандиозность, все же непригодна для установки в ней мощного передатчика, который должен работать каждый день. Сколько нужно электроэнергии? Сколько горючего? Правда, горючее можно периодически пополнять, спуская диск на землю. Но это противоречило бы основному назначению лаборатории, которая должна сутками находиться в воздухе, - иначе нельзя проводить систематические исследования. Размышляя об этом, инженер вдруг почувствовал, как его мечта постепенно отдаляется, делается туманной и расплывчатой.

…После полета над Москвой диск по команде с земли возвратился на аэродром и точно уселся на свою башню. Так орел опускается на вершину остроконечной скалы.

Ночью диск показался Пичуеву гигантским, занимающим чуть ли не весь аэродром. Аркой перекинулись сигнальные огни. Их красный отблеск лежал повсюду - на траве, на взлетной дорожке, будто выложена она не бетоном, а раскаленными чугунными плитами. Светились крылья самолетов, выстроившихся в ряд, и озабоченные лица. Люди готовили диск к новым испытаниям.

Ни Лева, ни его друзья не знали, что сразу же после их отъезда из Москвы там произошли некоторые события. Вячеслав Акимович Пичуев покинул свою привычную, тихую лабораторию и вот уже несколько дней испытывает горе и радости на аэродроме. Если бы молодым изобретателям показали на фотографии летающую лабораторию и рядом с нею Вячеслава Акимовича, то, может быть, случаи рекордного приема Московского телецентра нашли бы правильное объяснение. Нашлась бы и разгадка «межпланетных передач».

Впрочем, не будем забегать вперед и последуем за нашими путешественниками по Волге.

Шел косой дождь. Леве он казался желтым. В разрывах бурых облаков, похожих на грязные овечьи шкуры, угадывались мутные солнечные лучи.

На палубе никого не было, только Усиков бродил как неприкаянный.

Теплоход стоял, тесно прижавшись к дебаркадеру, будто хотел спрятаться под его крышу. Дождь не унимался. С хрипом, рассерженным клокотанием, как бы на что-то жалуясь, вода вырывалась из водосточных труб, стекала по жестяному желобу с палубы дебаркадера и звенящей, упругой струей била в борт теплохода.

Сквозь частую сетку дождя, точно сотканную из ржавой проволоки. Усиков с трудом разбирал знакомое сочетание букв: «Казань».

Вот уже два часа стоит теплоход на этой пристани. Митяй поехал в город и до сих пор еще не возвращался. Лева боялся, что Митяй опять не найдет ничего подходящего, а главное - опоздает.

Он поднял плечи, нахохлился. Пряча руки в карманы, дрожал от пронизывающей сырости, мерз, но не уходил с поста наблюдателя. Напрасно Женя тащил его в каюту, напрасно уговаривала Зин-Зин. Лева не мог послушаться их добрых советов. При чем тут насморк, когда места себе не находишь?