Валентина Журавлева - Эти удивительные звезды [Сборник]

Кругом ни души. Нина быстро пошла в сторону корпусов.

Они стояли притихшие, точно гигантские памятники. Только в одном светилось окно. Окно в их корпусе… От сознания, что рядом кто-то есть, страх прошел, и она не спеша направилась к стационару.

Миновав освещенное окно, она вдруг вернулась.

— Так. Еще… — попросил Дима.

Расхохотались.

— Звони, — попросила она, — если будет время.

— На это времени еще хватит, — серьезно ответил Дима. На троллейбусной остановке Нина стояла четвертой Один читал газету, двое ругали какого-то директора, она смотрела по сторонам. Они жили… она продолжала жить.

За норд-остом с Ладоги в город ворвалась зима. Уличные коридоры съежились и притихли.

Тишина…

— Нам с тобой не хватает девочки, правда, Дим..?

— Конечно, — соглашается Дима.

Они остановились у каменного парапета набережной.

Мальчуган спит на руках у Димы.

— Три года — как раз хорошая разница.

Дима кивает. Потом спрашивает:

— А это правда, что начинают помнить только с четырех?

— Говорят… Хотя вот я точно помню, как меня возили на дачу в Подмосковье, а было всего два.

— И отца помнишь?..

— Конечно, — неуверенно отвечает она, — то есть, я ведь и сейчас его вижу.

— Ну да, — смущается Дима.

Мимо бредут двое, мужчина придерживает спутницу за талию.

— Твой шеф, — шепчет жена, дергая Диму за рукав, — с кем это он?

— Очень давно, Илья, очень… — доносится женский голос.

— Это же Нина! — от удивления Дима говорит очень громко, но те не слышат.

— Та самая, у которой рак? Вот здорово!

— Что здорово? — не понимает Дима.

— Ну, если он действительно увлекся… Это же настоящая трагедия… — В широко распахнутых глазах восхищение и страх. — А я бы не смогла, мне все казалось бы, что рядом мертвец…

Сразу становится слышно дыхание малыша.

— На минутку… — Маленький передает ребенка. Вспыхнувшая спичка не сразу находит кончик сигареты.

Илья Борисович закуривает только дома. Когда он с ней, от него не должно пахнуть дымом.

Мать крепится из последних сил. Ждет, чтобы поделился.

А ему не хочется. Это просто болтовня, что матери можно рассказать все. И Нина тогда была права…

— Я хочу познакомить вас, — сказал он.

Она взяла его руку в свою, тихо сказала:

— Илья, пойдем ко мне.

И он смутился от того, что сфальшивил.

Небольшая, но просторная комната. Светлые слоты без ковриков и портретов. Пестрая занавеска колышется на балконных дверях.

— Какие у тебя топкие волосы… — сказал он.

— Ты знаешь, о чем я сейчас подумала, Илья? О часах. Вон тех, старинных, в углу. Видишь, они стоят. За двадцать девять лет они слишком часто останавливались, и я устала их заводить. И все-таки время оказывается подвластно мне.

— Какого черта вы лезете со своим сочувствием?! — истерично кричит Дима на Груздина.

Тот сразу отходит поближе к Креймеру.

«Разве я виноват, что директор уехал за границу и мне приходится заменять его? Но я же человек и не могу делать вид, будто мне безразличны ваши неудачи»… — Не нужно быть богом, чтобы прочитать все это на лице худенького безобидного зама.

Когда Груздин, как всегда, незаметно исчезает, Креймер считает нужным высказаться:

— В нашей профессии чувство такта необходимо наравне с другими ингредиентами…

— Особенно в вашей профессии врача, — резко отвечает Дима и тут же жалеет об этом. В конце концов он не классная дама. Богу стоило больших усилий остаться невозмутимым. Почему он промолчал? — думал Дима. — Неужели ему действительно нечего сказать в оправдание?

Откуда он мог узнать? — думал Креймер. — Скорее просто совпадение… Он вообще в последнее время хандрит. Потому и дерзит, должно быть…

Так ты, оказывается, совсем не монах… Дима косится на шевелюру шефа. Сегодня он приглядывался к Илье Борисовичу по-новому, с точки зрения женщины…

Дима был объективным парнем. Таким, как Бог, можно увлечься.

— Мы слишком увлеклись… — задумчиво произнес Креймер.

«И не только активатором», — подумал Дима. Но вообще-то шеф прав. У макак-резусов не появилось даже первичных признаков заболевания. Теперь уже окончательно ясно, что активаторы имеют такое же отношение к возникновению злокачественного роста, как Дима к государственному перевороту в Бразилии.

Школа действовала на Нину не хуже бетатрона. Быстрые сорокапятиминутки, суета детей, приятная усталость после работы — и дня как не бывало. А вечером был Илья…

Вот и сегодня — точно в восемь она вышла из подъезда.

Илья в первый раз приехал на своей «Волге». Несколько дней тому назад он полушутя сказал, что, наконец, получил санкцию матери.

На заднем диване, — она не любила сидеть впереди, — лежал целлофановый пакетик с мятными конфетами.

— Чтобы не укачивало, — сказал он, захлопывая дверцу.

Машина плавно выскользнула за город.

— Где ты научился править?

— В Восточной Пруссии. Не хватало шоферов, и я ездил на санитарке сам.

— Видишь, пригодилось, — улыбнулась Нина в зеркальце.

— Тогда мы многому научились…

Дальше ехали молча. Фары раздвигали тесный ряд сосен, лишь изредка жмурясь на встречный свет.

Дима зажмурился, чтобы дать отдых глазам. Потом опять склонился над толстой, обернутой в черную клеенку, тетрадью.

«Кажется, она кончится раньше меня», — подумал он, переворачивая страницу. И все же сегодня пишется гораздо медленнее. Его опять отвлекала мысль об активаторе.

— Эта злополучная находка меня доконает, — пробурчал он, вырывая из тетради листок. Когда Дима Маленький думал о чем-то серьезном, ему было просто необходимо фиксировать мысли на бумаге.

…Джемме на протяжении ряда лет вводили канцерогенные вещества и добились получения предрака. Скрытый период малигнизации завершился возникновением неизвестного внутриклеточного элемента. Это, конечно, не вирус, иначе его можно было бы культивировать в лаборатории. Но почему же мы решили, что имеем дело с активатором авторепродуктивной М-«РНК»? Да потому что это казалось очевидным.

Активатор был обнаружен в первоначальных раковых клетках, именно в период, предшествовавший злокачественному росту. Затем возникла и опухоль, утвердившая наше предположение. До сих пор все выглядит очень логично.

А дальше? Джемма чихает на рак и по-прежнему лопает бананы. Ее поведение становится объяснимым, когда вдруг выясняется, что новообразование носит доброкачественный характер. Это вынудило нас прийти к выводу об ошибочности в определении злокачественности первоначальных клеток.

Но когда и у кого мощное воздействие химических канцерогенов не вызывало злокачественного сдвига?! А если сдвиг все-таки произошел, то каким образом привел к таким невинным последствиям?