Оксана Демченко - ХЗ. характер землянина [Litres, СИ]

– Да хоть круш! Я тебя обожаю!

– Сафары запросили групповое посещение, энна не увядает, когда они рядом, – еще тише шепнула Яхгль.

Идянка поднялась невероятно гибким движением, и как-то сразу до меня дошло: эти ноги не результат морфинга-пластинга. Только природное способно столь шикарно, грациозно работать. Неприродное… оно всего лишь эффективно. Я изложила вслух. Яхгль вроде осталась довольна. Затем мы поговорили о Саиде, я ж не могла молчать, когда внутри шкворчало от голодного любопытства. И еще мы поговорили глобально о том, что быть половинкой не так и плохо иногда… особенно если знаешь, чья половинка, это ж в разы лучше, чем ни фига не понимать, кто тебе мёд, а кто просто говно, на ботинки липнущее. Люди странные… У нас иногда начисто нюх отрубает, особенно у женщин, я так и сказала. Мы умом понимаем, что нас используют, а позволяем и даже помогаем. Например Тай, в которого тупо, безнадежно втрескана всем бессознанием. Он меня…

Тут я наконец заткнулась и прекратила вываливать незнакомой гражданке с красивыми ногами не той системы все, что вообще-то тайна. Мы уже выбрались из грузовой зоны и брели в сторону заведения Павра. Яхгль шагала беззвучно, косилась на меня и в глазах у нее порой взблескивало такое… чертово ведьмовство, и не менее. Она молчала, а меня распирало от желания душу вывернуть. Достать и выложить напоказ все, что тяготит.

– Ну ты и штучка, – заподозрила я.

– Хрясы полагают, что только идяне умеют принимать исповеди, – хитро прищурилась Яхгль. – Люди империи внушили себе, что мы вымогаем, а то и силой вырываем признания. Затем мы якобы начинаем управлять окружающими. Нас боятся и стараются использовать. Ты интересная. Ты вроде говоришь, и все сумбурно, и искренне… но сказанное требуется мне больше, чем тебе. Все верно, я слепа. С нюхом на людей у меня беда. И словно этого мало, есть еще моральные рамки. – Яхгль выдохнула навзрыд. – У идян рамки крепче брони крейсера империи. Сами Ика читали в моей душе и нашли мое поведение недопустимым. Как жить? Как велели они, не смогу. Как хочу, рамки не пустят.

– А отбежать в сторонку и отдышаться?

– Я отбежала, – криво улыбнулась Яхгль. – Рыг сказал, даже бойцам дозволяется отдых. Он мурвр. Мурвров никакой симпатией не пронять, они уважают лишь за дела и непосредственно. Ни рекомендации не работают, ни приказы, ни авторитет великих. – Яхгль вздохнула еще тяжелее. – Из-за меня Ика и Рыг приняли решение не замечать один другого. Кошмар.

Ой, держите меня… Хочу увидеть своими глазами, бросив все дела, как Рыг кое-кого с двух копыт в лоб не замечает. Но – не могу. Я выполняю план, первый в своей жизни настоящий план, к тому же одобренный Максом.

В коридорах родного габа так тихо, что аж жуть на душе поземкой и хочется раздобыть оружие. Так и вижу: из-за того угла сейчас выдвинутся грисхши, вон та дверь отъедет и покажет мне вид на розовую Барби. Лже-Сима с адски горящими глазами подкрадется и вопьется мне в шею, чтобы выпить из меня знание секретных планов… То ли атипичность моя сбоит, то ли я спеклась после выхухливания? Никто не выпрыгивает. Яхгль идет по середине коридора, глубоко, шумно дыша и иногда напряженно встряхивая головой. Она пояснила, что умеет брать на себя внимание, но дается это недешево. То есть все живые наблюдатели сейчас если смотрят на экраны, видят нас двоих, а замечают только ее. Их не посещает здравая мысль о том, что нарушается комендантский час. Или как называется у нас с габе ограничение на перемещение? Не важно, вон уже и знакомый фасад «Зарослей сафы».

Павр при виде подруги Симы замер, недоуменно поджав правую, еще в детстве поврежденную, ногу. Сложил хохолок, раскрыл, снова сложил, настороженно моргая и ничего не понимая, пока я не сказала ему, что все в мире вверх дном, но сам он держится и хвост пучком и хаер по ветру.

– Сима, хоч-чешь гринс-ч-кого? – в речь Павра прорвался щелкающий акцент.

– Глоточек. И жратвы две горочки, вот такие, – я показала холм выше своей головы.

– Сима, – успокоился Павр и умчался, чтобы вмиг явиться в сопровождении вереницы блюд с едой и колб с напитками.

Телекинез для официанта – это не прихоть, это профпригодность. Сафары не официанты, они вроде наших грузин, только старорежимных, без митингов и бандитизма, когда горские хлопцы пели, пили и тостовали гостей до беспробудности. Если бы враг нагрянул к столу, враг бы там и сдался, икая и считая алкалоидных белочек. Гостеприимство – оружие с неограниченной поражающей способностью… Хотя сафары врагов не угощают. Не подать напиток – это у них и есть ужаснейшее, несмываемое оскорбление.

Я думала и жрала с характерным чавканьем. Как же вкусно! Живучесть прямо взлетает по мере того, как надувается пузо.

Минут через пять я облизала пальцы и скороговоркой изложила план. Яхгль задумалась. Павр прикрыл глаза и вежливо промолчал. Еще через пять минут мы пошли навещать Тьюитя. Три сафара, двадцать подносов, сотня булькающих шаров и Яхгль впереди табора в роли поводыря. Я брела в середине, с цветным «ирокезом», наспех собранным из перьев, одолженных сафарами. Я была мало похожа на представительницу их расы, но рой колб и подносов замаскировал бы и трипса.

Перед медблоком нас встретили дрюккели, балдеющие от атипичности мирной демонстрации. Этого их рюкла я не знаю, но ребята крепкие и не глупые. Гравировки габ-различия на их спинах смотрятся так круто, что хочется потрогать. Вроде лазерных они, с переливом и объемностью.

– Запрет на перемещение группами, – проскрипел передовой дрюккель. – запрет на ночные выходы за пределы зоны проживания. Запрет на…

– Утром будет проведено вмешательство в мозг габмурга, – перебила Яхгль, голос у нее сделался мягкий, как лебяжий пух. – Представители расы сафаров подали запрос на исполнение ритуала призвания здоровья. Я передала запрос габралу Рыгу. Недавно получила просьбу сафаров ускорить церемонию и передала ее тоже.

– Поиск соответствия, – оживился дрюккель. – Имеется инструкция. Срок посещения одна доля суток. Шум недопустим. Ответственность за непричинение вреда пациенту возлагается на лицо расы идян, Яхгль.

Ума не приложу, чем Яхгль подкупила Рыга? Неужели она дерется круче Бмыга? Неужели умеет уворачиваться от таранного удара с двух копыт? Неужели… Топаю на дезинфекцию, прикусов язык. Глядишь, заболит – часть вопросов и отвалится от него.

Отвалилась… да все вопросы сдохли, едва я вошла в палату. Я конечно понимала, что Тьюить плох. Но ждала чего-то менее удручающего. Перо моего любимого круша смято, оно стало тусклое, редкое. Подпух весь вылез, где его не выбрили для медицинских нужд. Одна голова в коконе чего-то научного. Вторая в сплошном спагетти из полупрозрачных тончайших нитей. Виден мертво открытый, вытекший глаз… И рядом с глазницей пристроен вялый, полусухой, цветок энна. Он, кажется, стал меньше и прозрачнее, пока я не видела его. А Васька… Корпус в потеках расплава: в габарита стреляли много раз. Есть сквозные дыры. Ремонтный состав заделал часть повреждений, прочее – крошево и обмотанные ремонтной сектой узлы. Васька укутан в нитки, которые к нему тянутся от Тьюитя.