Захар Дичаров - Искатель. 2001. Выпуск №5

– И чем это объяснить?

– У физиков много теорий: биополя, микролептоны и те де – Рябинин кивнул на чашки, поощряя к кофепитию. Он тянул время и не только потому, что не хотелось погружаться в допросы, очные ставки и анализ заключения экспертов. Майор был его другом и единомышленником. И другое: Рябинин все больше ценил людей, с которыми можно было поговорить на абстрактные темы, например, о мистике, когда все помешаны на иномарках, прибыли и долларах.

– Боря, я сейчас изучаю такое явление, как зомбирование. По-моему, оно лежит в основе многих загадочных явлений.

– Психотронное оружие? – усмехнулся майор.

– Зачем… От бытового до государственного уровня. С тобой бывало: чувствуешь, что обманывают, а безвольно подчиняешься? Артисты говорят, что актеры, постоянно играющие отрицательные персонажи, сами становятся плохими людьми. Я знал женщину средних лет и средней внешности, которой в транспорте непременно уступали место…

– Ну, а на государственном уровне? – перебил Леденцов, которого бытовуха не устроила.

– Гитлер и Сталин зомбировали свои народы, и люди делали все, что им приказывали. А сейчас? Смазливая теледикторша может убедить, какая партия лучше, какой депутат умнее и какое пиво гуще…

Зазвонил телефон. Рябинин взял трубку и передал Леденцову – спросили его, поскольку в РУВД знали, где он чаще всего сидит. Майор не столько говорил, сколько молчал, отделываясь междометиями. Вернув трубку, он спросил:

– Сергей Георгиевич, деревню Мозжуху знаешь?

– Слыхал,

– Мужику там повезло. Нашел в болоте хороший большой холодильник. Подумал, что новые русские выбросили. Открыть не смог. Пригнал трактор и привез домой. Поработал клещами, распахнул дверцу. Жена грохнулась в обморок…

– Труп Коха?

– Да, без головы.

Криминальный наезд что-то подвинул в психике Евгении Маратовны. Точнее, придал ее взгляду на жизнь стереоскопичность, что ли: она стала понимать то, чего раньше не понимала или не замечала, – увидела работников фирмы в ином свете. Вдруг оказалось, что только процентов двадцать инициативных – остальным лишь бы получить деньги. Чем больше человек работал, тем больше считал себя лодырем; чем меньше работал, тем больше считал себя работящим. В сущности, разговор о смысле труда беспредметен: что делать человеку, если не работать? Чем займется человечество, если перестанет трудиться?

В фирме сидел враг. Евгения Маратовна понимала, что ее расчеты наивны, но этот враг был из тех, из худоработающих и безынициативных. Учет кадров велся двояко: картотечный и компьютерный. Вечером, уже после восемнадцати часов, она погрузилась в имена и фамилии. Как же раньше не замечала она довольно-таки большого процента текучести кадров? Но тип этих увольняющихся людей она знала и не терпела. Напряженный рабочий день, рабочие субботы… Не привыкли к полноценному труду. «Чем здесь ломаться за доллары, я лучше сяду в охрану за рубли». Эти люди не доросли до интересной жизни; какое там «до интересной жизни» – до сытой жизни они не доросли.

Евгения Маратовна убрала картотеку и выключила компьютер. Девять вечера. Тринадцать рабочих часов – хватит. Тело требовало движений, легкие – иного, не офисного, воздуха. Она вышла на улицу. У входа ее ждал начальник охраны:

– Евгения Маратовна, вот машина…

– Нет, я пешком.

– Я с вами.

– Спасибо, не надо.

– Пойду сзади.

– Андрей Семенович, не обижайтесь, но ваш конвой стеснит мою свободу.

Она двинулась своим хоженым путем. Отказаться от ходьбы значит показать бандитам свой страх. Охранник бросил ей вдогонку:

– Тогда я за вас не отвечаю.

– Только перед Богом, – засмеялась она.

Евгения Маратовна шла, стараясь ни о чем не думать. По крайней мере, не думать о контрактах, поставках, сделках, процентах… Эти мысли вытеснить удалось, но вместо них, как воздух в пустоту, в голову ринулись другие, еще тяжелее первых – мысли о криминале. Она не понимала политики государства.

Всем известны бандитские группировки, о которых рассказывают и пишут; почему же нельзя их ликвидировать? Сообщают о крупных сходках воров: почему нельзя арестовать их скопом? Если в стране такая высокая преступность, зачем систематически проводятся амнистии и условно-досрочные освобождения? Нет ни одного фильма без крови и насилия: зачем молодежи вдалбливают, что такова жизнь и преступность естественна?.. Кому нужно спаивать ребят пивом, обманывая, что это не алкогольный напиток?..

Запах жасмина вернул ее к уличной жизни – прошла наимоднейшая девица. Евгения Маратовна неожиданно поняла, что она, глава фирмы, одевается не как все. Не модно. Одевается, следуя собственному вкусу. Мода и вкус – антиподы. Зачем человеку вкус, если он следует моде? Но личность не может приобщаться к моде, то есть к большинству, – если она личность. Тогда кто такой «современный человек»? Человек, поспевающий за модой?

Евгения Маратовна шла по краю панели. Автомобиль-фургончик, почти задевая колесами поребрик, обогнал ее на тихой скорости и стал метрах в трех. Задние дверцы приоткрылись. Она не видела человека, а лишь мелькали руки. Дверцы стали чуть пошире. Оттуда, неумело ловимый пальцами, выпал пышный венок из махровых ярко-красных цветов. Как кровь пролилась на асфальт…

Евгения Маратовна сделала шаг, нагнулась, подняла венок и протянула в темный проем дверей. Там, в проеме поблагодарили и венок приняли. Одновременно с этим четыре руки попарно схватили ее за кисти, рванули вверх, втянули в расширенный проем и швырнули на пол, на венок. Дверцы лязгнули. Машина дернулась, точно сорвалась со старта.

Евгения Маратовна попробовала вскочить. Тонкая веревка оплела ей руки туго, ладонь к ладони. Кричать, надо кричать… Пальцы в перчатках, пахнувшие резиной, заклеили рот лентой. Она рванулась всем телом, пытаясь встать, но хлесткий удар ладонью по лицу прижал к полу.

– Доигралась, стерва, – хрипанул мужской голос.

Маленькое боковое окошко было задраено плотной тканью, но в оставленную щель цедился мутный свет. В полумраке Евгения Маратовна разглядела две фигуры в масках и в рабочих комбинезонах. Мужчина среднего роста и второй, громадный, с тяжелым висячим животом.

Ей казалось, что машина несется по городу, не обращая внимания на светофоры. Здоровенный мужчина заговорил:

– Можем с тобой сделать все, что захотим. Например, изнасиловать.

– Не будем насиловать, – сдавленно не согласился второй. Евгении Маратовне хотелось освободить рот и спросить, что им нужно. Деньги, квартира, машина?..

– Можем отдать тебя хачикам в притон, – сообщил пузатый.

– Не отдадим, – невнятно пообещал второй. Она смотрела на окошко, на светлую полоску свободы – ей казалось, что громадные дома один за одним падают на машину и никак не могут упасть.