Роберт Силверберг - Новая весна

Вот «Книга Долгой Зимы» с повествованиями о нашествии холодных звезд. Вот «Книга Кокона», где рассказывалось о том, как лорд Фанигол, Бейлилирайон и леди Фил помогли спастись Нации во времена холода и мрака. А вот «Книга Пути», содержавшая пророчества о Новой Весне и о выдающейся роли, которую должна была сыграть Нация, когда снова вернется в мир. «Книгу Перехода» Креш написал сам за исключением нескольких первых страниц, заполненных Таггораном, который был летописцем до него: в ней говорилось об окончании зимы, о возвращении тепла и, наконец, о выходе племени на открытые равнины.

А вот «Книга о Животных», где описывались все виды когда-либо существовавших животных. В «Книге Дней и Часов» рассказывалось об устройстве мира, а также Космоса. Том в переплете, отделанном потертыми металлическими кусочками, был «Книгой Городов», в которой перечислялись все названия столиц Великого Мира.

А вот эти три были такими печальными! «Книга о Грустном рассвете», «Книга о Несправедливом свете», «Книга о Холодном пробуждении» — это были вызывающие жалость повести о временах, когда какой-то вождь, по ошибке решив, что Длинная Зима закончилась, вывел Нацию из кокона, но они тут же были отброшены назад ледяными порывами никого не щадивших ветров.

О джиках ему удалось отыскать лишь несколько знакомых фраз.

«В бесплодных северных землях, где обосновались джики в своем Гнезде…», или «…в тот год джики в огромном количестве пересекали местность, пожирая все на своем пути…» или «…это была пора, когда великая Королева джикского народа послала одну орду своих людей в город Фисхиссима, а другую — в Там…», — это были обыкновенные хронологические фразы, не содержащие никакой информации.

Он продолжал рыться. У книг, находившихся на дне, названий не было. Они были самыми древними, просто эллиптическими обрывками, написанными таким античным способом, что Креш мог лишь догадываться об их содержании. Это были тексты Великого Мира: возможно, поэмы, или драматические произведения, или священные писания — а скорее всего все сразу. Когда он прикасался к ним кончиками пальцев, их ветхие пергаментные страницы оживали образами великой цивилизации, уничтоженной холодными звездами, — той замечательной эпохи, когда по раскаленным добела улицам городов разгуливала шестерка Наций; но все было темным, таинственным и обманчивым, словно виделось во сне. Он сложил все обратно и закрыл шкатулку.

Бесполезно. Ему была нужна «Книга о джиках». Но он знал, что такой не существует.

— Три дня, — мрачно проговорила Таниана. — Я хочу знать, где она. Я хочу знать, какое безумство пришло ей в голову.

В этот ясный ветреный осенний день ее душу терзали бешенство и крушение надежд. Она не спала. Ее глаза покраснели и воспалились. Ее знобило. Но она не могла спокойно сидеть на одном месте: нетерпеливо расхаживала по каменному полу комнаты, расположенной в задней части Базилики, которую она превратила в командный центр, занимавшийся поисками Нилли Аруиланы и расследованием обоих убийств.

За ее спиной, как попало пришпиленные на стенд, висели дюжины документов: заявления от горожан, которые утверждали, что видели Нилли Аруилану тем роковым днем; пересказанные из третьих уст истории о предполагаемых сюжетах убийств, услышанные в тавернах, туманные рапорты городских охранников о ходе расследования. Но все это не стоило и ломаного гроша.

— Ты должна постараться успокоиться, — сказал Болдиринфа.

— Успокоиться! Да, — Таниана с горечью рассмеялась, — да, разумеется. Несмотря ни на что, я должна стараться сохранять спокойствие. Два убийства, да и дочь нигде не могут отыскать, она прячется в каком-нибудь укромном местечке или, что ближе к истине, мертва, — а ты хочешь, чтобы я была спокойна!

Все уставились на нее. К тому времени комната уже наполнилась необходимыми людьми. Присутствовал внезапно ссутулившийся и постаревший Креш; Чамрик Гамадель, хранитель бенгских талисманов; Хазефен Муери, представитель бенгского правосудия Пьют Кжай и исполняющий обязанности капитана стражи.

— Почему вы считаете, что она мертва? — спросил Пьют Кжай.

— А что если это обыкновенный заговор? Сначала убивают джикского эмиссара, потом капитана стражи, потом дочь вождя, а потом, возможно, и вождя. Следующим…

Они все таращились и таращились. Судя по выражениям их лиц, они начали думать, что она рехнулась от напряжений. Возможно, насчет этого они были и правы.

— Таниана, Нилли Аруилану никто не убивал, — мягко произнесла Болдиринфа. — Она жива, и ее найдут. Я спрашивала Божественную Пятерку, и они сказали, что с ней все в порядке, что она…

— Пятерку! — вырвалось у Танианы. Эго был почти что пронзительный крик. — Ты спрашивала Пятерку! Полагаю, что надо спросить еще и Накабу. Спросить у всех известных и неизвестных богов. И джикскую Королеву — возможно, с ней стоит проконсультироваться…

— Возможно, это не такая уж плохая идея, — произнес Креш.

Таниана бросила на него удивленный взгляд:

— Сейчас не время для шуток.

— Это ты шутишь. А я серьезен.

— Креш, что ты городишь?

— Думаю, что этот вопрос нам стоит обсудить наедине, — неуверенно отозвался Креш. — Он касается джиков. И Нилли.

Ее рука начала описывать нетерпеливые круги.

— Если это затрагивает безопасность города, то его следует обсудить прямо здесь и сейчас. Ты считаешь, что Пьют Кжай недостоин это слышать, или Хазефен Муери, или Болдиринфа…

Он как-то странно посмотрел на нее:

— Это касается нашей дочери и того, куда и почему она ушла.

— Тогда это вопрос безопасности. Выкладывай, Креш!

— Раз уж ты настаиваешь, — вздохнул Креш. Но тут же замолчал, пока она не подтолкнула его быстрым, нетерпеливым жестом. — Они собирались убежать в Гнездо, — с трудом выдавливая слова, сказал он. — Нилли и Кандалимон. В Гнездо всех Гнезд, самое большое из всех, расположенное на далеком севере, — туда, где живет Королева. Понимаешь, они были любовниками, а также партнерами по сношению. Они не имели ничего общего с жизнью города, а город не имел ничего общего с ними. Гнездо притягивало их как магнит. Они пришли ко мне и что-то лепетали о Гнезде-связи, о Королеве-любви, о грезах и волшебстве; о том, насколько сладок воздух Гнезда, наполняющий и навсегда изменяющий чью-то душу…

Его слова прозвучали как удары ножа. Таниана прижала руку к сердцу. Он был прав — подобного не стоило говорить при свидетелях. Это были семейные дела, скандальные и унизительные. Но теперь было слишком поздно.

— Они говорили тебе такое? — с трудом проговорила Таниана.

— Да.

— Когда?

— За день до Игр. Они пришли просить моего благословения.