Уильям Тенн - Обитатели стен (сборник)

Эрик отошел от стены и заходил по клетке, неловко разводя руками.

— Хорошо, — наконец остановился он. — Человек убивал себе подобных на протяжении всей своей истории, а в доисторические времена уничтожал родственные виды. Предположим, я не отрицаю этого. Что дальше?

— Дальше рассмотри повнимательнее список его преступлений. Как насчет других видов? Я тебе рассказывала о животных, которых он сделал домашними: вол, осел, лошадь, собака, кот, свинья. А ты знаешь, что кроется за словом «одомашнивание»? С одной стороны, кастрация, с другой — гибридизация. Лишение малышей материнского молока. Сдирание шкур. Дрессировка вожаков стада, чтобы они отводили своих собратьев на бойню, расчленение туш на мясо как часть планового экономического процесса. Превращение существа в карикатуру на самого себя, как это сделали с собаками. Обессмысливание процесса воспроизводства, превратившего, например, куриц в безостановочных поставщиков неоплодотворенных яиц. Попрание достоинства и обращение в тягловую силу или источник развлечения — так поступили с лошадьми и быками.

Не смейся, Эрик. Ты все еще занят проблемой выживаемости человека, а я говорю о его очень древнем нравственном чувстве. Из века в век, размышляя над проблемами добра и зла, справедливости и несправедливости, великодушия и жестокости, человек продолжал совершать подобные вещи по отношению к родственным созданиям, собственным сородичам и близким видам точно так же, как занимался этим твой отец, а до него — его отец. И ты хочешь сказать, какие бы научные, философские и политические оправдания ты ни придумывал, тебя не будет преследовать постоянное, неослабевающее чувство вины? Что ты не будешь ощущать свой огромный долг по отношению ко вселенной, в которой живешь? Что ты не будешь чувствовать, что рано или поздно тебе может быть предъявлен счет другими, более сильными существами? И что тогда эти новые существа смогут поступить с тобой так же, как ты поступал с самого начала своего существования на этой планете? И что если ты оправдывал собственные поступки, когда у тебя была власть, то совершаемое с тобой, когда ты ее потерял, также оправданно, вдвойне, втройне оправданно?

Рашель вскинула руки, и Эрик увидел, в каком волнении вздымается ее грудь. Он отвел от Нее взгляд и снова уставился на прозрачные клетки с людьми. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, были клетки: сверху, снизу, там и здесь…

Многое узнал Эрик. Например, он понял, что такое любовь.

Она оказалась чем-то очень, очень нежным. Это чувство рождалось из плотского влечения, но все более усложнялось, и некоторые его оттенки вообще не поддавались объяснению.

Его изумляло то, что Рашель дочь Эстер, по сравнению с которой он еще продолжал чувствовать себя пигмеем, с каждым днем все больше прислушивалась к его мнению, то, с каким удовольствием она подчинялась ему, как восхищалась всем, что он говорил и делал — он, грубый варвар, который только недавно узнал от нее, что коридоры, где он провел большую часть своей жизни, были не более чем пустотами в пористом изоляционном материале, при помощи которого чудовища защищали свои дома от пронизывающих холодов Земли.

Он беспрестанно поражался и другим изменениям, которые наблюдал в ней: тому, как ее необузданная насмешливость таяла в его объятиях, как нежной улыбкой сменялась саркастическая ухмылка, как внезапно становились серьезными ее глаза. Этот глубокий взгляд проникал ему прямо в душу: он словно выражал надежду, что он будет добр к ней, и в то же время в нем сквозили покорность и согласие.

Он был зачарован различиями в их телосложении — не теми, явными, которые отличают мужчину от женщины, но неожиданными: миниатюрностью ее ногтей, мягкостью кожи, невероятной легкостью каштановых волос.

— У всех людей народа Аарона волосы такого цвета? — спросил как-то Эрик, приподнимая правой рукой сноп ее волос.

Рашель пододвинулась ближе и потерлась лбом о его плечо.

— У большинства, — ответила она. — Боюсь, мы начинаем вырождаться. В течение уже многих поколений вычерпывается один и тот же генетический запас. Мы редко захватываем женщин из других племен, и наше Мужское Сообщество почти не принимает в свои члены посторонних воинов.

— А меня они примут? Если нам удастся вернуться?

— Конечно, примут, милый. Им придется это сделать. У меня слишком, хорошее образование, чтобы мой народ согласился расстаться со мной. А без тебя меня им не получить. Я скажу им: «Если вы не примете моего Эрика, не будете его любить и уважать, меня постигнет такое горе, что я позабуду все, что знала». Вот так я им скажу, и все сразу решится. Тем более сложностей не будет сейчас, ведь нам предстоит реализация планов относительно Чудовищ, на основе полученных нами ценных сведений.

— А эти планы, Рашель: ты не можешь хоть немного рассказать мне о них? Отомстить Чудовищам новым неожиданным способом — это так интересно, но всякий раз, как я пытаюсь представить, что именно вы придумали..

Рашель резко отстранилась и села напротив Эрика.

— Эрик, я не могу, — промолвила она. — И сейчас ты это знаешь не хуже меня. Не спрашивай меня. Это — тайна, определяющая будущее моего народа. Мне доверили ее, и я не имею права ее разглашать. Когда станешь членом моего народа, ты все узнаешь и сам примешь участие в этом.

Эрик примирительно протянул руку.

— Ну ладно, — улыбнулся он. — Прости, больше никогда не буду. — Он надеялся, что она вернется в его объятия, но Рашель, глубоко задумавшись, осталась сидеть на полу.

— Ты заговорил о возвращении к моему народу, — наконец промолвила она, глядя вдаль сквозь прозрачные стены клетки. — У тебя есть какие-нибудь идеи, как это можно сделать?

— Ты имеешь в виду, как организовать побег?

— Да, побег. Из этой клетки.

— Да, у меня есть парочка мыслей. И одна из них неплохая. Только надо как следует подготовиться.

Взгляд ее скользнул в сторону, и они встретились глазами.

— Тогда давай готовиться, милый, — произнесла она тихим ровным голосом. — Давай поскорее готовиться. Времени остается не так много.

Они смотрели друг на друга, не отводя глаз. Потом Рашель поднялась. За ней встал Эрик. И она бросилась в его объятия.

— Я не хотела говорить… я думала… я не была уверена. Теперь я точно знаю.

— Ты беременна!

Она кивнула, нежно взяла в руки его лицо и поцеловала.

— Послушай, милый, — зашептала она, прислонившись к нему щекой. — Любой способ бегства потребует достаточно много физических сил. А в очень скором будущем маленькая Рашель станет куда как менее выносливой, чем сейчас. Она станет неуклюжей, а ведь ей наверняка придется где-нибудь лазать, и будет медленно двигаться, когда потребуется хорошая скорость. Если мы собираемся бежать, это нужно сделать до того, как это случится.