Владимир Михайлов - Исток (сборник)

– Что же это, штурман? Куда они? Зачем?

– За чем уходят люди? – сказал штурман. – За счастьем.

– Счастье? – пробормотал командир. Он всю жизнь искал планеты и цивилизации, находил, привозил сведения о найденном – разве не в этом заключалось счастье? За чем же пошли эти люди?

– Оно где-то тут, рядом, счастье, – убежденно сказал штурман. – Нам только надо еще что-то понять… Помнится, я как раз думал об этом, когда меня вспугнули твои роботы. Их вой отвратителен. Не вали деревья, командир, ради этого гнилого эргона. И не мути воду в ручье, пожалей рыб…

– Ну, знаешь ли! – сказал командир резко и, кажется, с трудом удержался, чтобы не подкрепить эти слова крепким ударом. – Хватит! Ты и в самом деле сошел с ума! – Слова эти показались ему исчерпывающим объяснением происходящего, и он повторил еще более уверенно: – Все вы спятили! Одурманены! Но я не позволю тебе, да и остальным тоже…

Он оглянулся на остальных. Их было теперь шестеро: еще один успел сбежать, а эти, видимо, колебались или еще не проснулись как следует, но в любой миг тоже могли махнуть на все рукой и уйти, растаять в лесу в поисках счастья – словно до сих пор его им и в самом деле не хватало.

– Не позволю! – очень громко сказал командир, понимая, что действовать надо сразу же, пока он и в самом деле не остался в одиночестве.

Он приблизил к глазам курсоискатель и установил индекс корабля. Стрелка повернулась; она указала прямо на ручей. Командир потряс приборчик; стрелка нехотя сдвинулась – теперь она указывала вниз по ручью. Командир стиснул челюсти. Курсоискатель вышел из строя, или же такая магнитная буря бушевала кругом, что точный приборчик сбился с настройки, хотя в основе его лежала не магнитная стрелка.

– Ты доведешь нас до корабля, штурман?

– Не знаю… Кажется, я забыл, где он. Да и был ли он?

– Довольно! – прорычал командир. – Радист!

– Я! – отозвался Мозель мгновенно.

– Попробуй связаться с машиной. Другой в эту бурю не смог бы, но ты… Остальным собрать оружие и снаряжение!

Мозель долго пытался пробиться сквозь возмутившийся эфир. Наконец он доложил:

– Есть корабль. Но слышимость никуда…

– Передай: двоим вывести вездеход и, настроив курсоискатель на нас, немедленно прибыть сюда. Погрузить и доставить синтезатор.

– На корабле останется только один человек, – вполголоса напомнил Мозель. – Не слишком ли мы рискуем?

– Корабль не свихнется. Он надежен, наш барк. О каком риске ты говоришь? Планета необитаема, и я понял, почему. Люди не могут тут жить: они сходят с ума. Гибнут. Наверное, такая судьба и постигла экспедицию с Гиганта. Но мы, по какой-то счастливой случайности, оказались менее восприимчивыми к той отраве, что носится здесь в воздухе. И мы сообщим всем, что это не Исток, а планета-ловушка, жестоко карающая людей за легковерие! Мозель, пусть те, кто поведет машину, наденут кислородные маски. И вы наденьте немедленно!

Нехотя, но люди все же достали маски и, расправив, надели. Теперь они перешли на автономное питание кислородом, и никакая отрава, рассеянная в воздухе, не была им более страшна. Только штурман словно не расслышал распоряжения. Капитан подошел и сунул маску ему в руку. Штурман не сжал пальцев, и маска упала на землю, звякнув плоской коробочкой синтезатора кислорода. Командир прищурился; навигатор покачал головой:

– Не трудись… Я и так чувствую себя великолепно и ничего не имею против этого воздуха. Не бойся, я не уйду… по крайней мере, пока ты не успокоишься. Но ты не прав.

Командир махнул рукой и повернулся к Мозелю:

– Вышла машина?

– Они нас поняли, но говорят что-то несусветное, – пробормотал Мозель; голос его звучал сквозь маску глухо и казался вибрирующим. – Что-то о башнях, падающих с неба…

– Что? Дай сюда! – Командир почти вырвал рацию у Мозеля и поднес этот длинный цилиндрик с антенной поближе ко рту. – На корабле! Вы что, свихнулись?

– Башни, командир… – слабо донеслось до него. – И Брод говорит… – Что говорил Брод, осталось неизвестным: голос главного инженера ушел куда-то, и снова лишь курлыканье и скрежет слышались в эфире. Командир медленно опустил руку с аппаратом. – Проклятие! – пробормотал он. – Какие башни? В чем дело? Кто-нибудь может понять?

Никто не ответил.

– Во всяком случае, они будут здесь через полчаса, – удовлетворенно сказал командир. – А еще через полчаса мы возвратимся на корабль. Штурман, ты можешь собрать своих?

– Нет. Мы договорились встретиться тут на рассвете. Кто-нибудь да найдет доказательства…

– Да разве еще нужны доказательства того, что планета необитаема?

– Вон же они, кажется, идут! – проговорил Мозель.

– Где?

– Да вон… левее, левее!

– Это не они, – тотчас же сказал штурман.

И все мгновенно присели, стараясь затаиться и глядя туда, куда указывал радист.

Их было человек десять или около того – путешественники не успели сосчитать.

Да это было бы и трудно, потому что люди то появлялись меж стволов, то скрывались за ними, и шли не строем, а врассыпную. Были они высокого роста, длинноногие, смуглые, но издали трудно было определить, природный ли это цвет кожи, или потемнеть ей помогло солнце.

Они шли быстро и бесшумно, высоко поднимая ступни. Ничто не хрустело под ногами, ничто не примешивалось к тем лесным голосам, которые за несколько часов успели уже стать для путешественников привычными. Серые и коричневые шкуры были накинуты на плечи хозяев планеты и охватывали пояс, кончаясь выше колен и не мешая шагу. На одном, показалось людям с корабля, шкура была даже синей. Может быть, она принадлежала вождю, а возможно, с цветом сыграло шутку освещение: солнце уже скрылось за деревьями, и сумерки сгущались.

Путешественники затаились, нащупывая оружие. Потому что те, скользившие от дерева к дереву, были вооружены.

Они сжимали в руках толстые палки, на концы которых были насажены неровно оббитые и даже с виду тяжелые каменные топоры. У некоторых были дубины, от удара которых мог бы защитить, пожалуй, разве что пустотный скафандр, выдерживавший удары даже микрометеоров средней энергии. Двое или трое туземцев были, кроме того, вооружены копьями – длинными палками с заостренными и обожженными концами.

Конечно, не этому арсеналу было в случае чего состязаться с продуктами земной оружейной мысли. Но на войне и победитель несет жертвы, а командир вовсе не хотел потерять хоть одного из тех немногих, кто еще находился с ним.

Поэтому он жестом приказал всем сидеть тихо и не делать ни малейшего движения: кто знает, какой степенью совершенства обладал слух этих людей, чья жизнь зависела от остроты слуха и зрения и быстроты реакции.

И восьмеро пришельцев сидели немо, как камни, до того момента, пока последний из продефилировавшей перед ними стаи (или это был род или семья? Люди этого точно не помнили, историка среди них не оказалось) не скрылся, мелькая меж стволов. Путешественники чувствовали каждую каплю пота, проступавшую на лбу от напряжения. Они старались не смотреть вслед удаляющимся туземцам, чтобы ни один дикарь не почувствовал взгляда и не обернулся: тогда отряд был бы наверняка замечен, и кто знает, к каким осложнениям это привело бы. Лишь когда прошло уже достаточно времени, чтобы полагать, что тихие голоса не будут услышаны чужими, командир перевел дыхание и вытер лоб.