Сергей Павлов - Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

— Лучше бы ты о себе подумал, — произнес экзот блистающим ртом. — Не верю я в инозвездных пришельцев, несмотря на дьявольски четкую геометрию этого кругляка… Но если чудо произойдет и ты их там встретишь — передай им мое проклятие. Мое и всех тех, кого они убили на Обероне. А заодно и свое…

Дверь закрылась.

Андрей брел куда–то вдоль коридора. На ватных ногах, почти бездумно, как во сне. В голове роились обрывки странно неосязаемых мыслей — ни на одной из них он не мог толком сосредоточиться. Перед глазами — блестящий оскал… Наконец его остановило смутное ощущение чего–то незавершенного. Перед стартом он должен был что–то сделать. Но что?.. Ах да, карта Япета.

Подключив принесенный с собой фотоблинкстер к информ–каналу библиотечного дисплея, он просмотрел на экране кассету с необходимым ему подразделом Лунного Кадастра. Стометровая метеоритная яма номер 666 на карте выглядела меньше макового зерна. Заданным радиусом (от “макового зерна” до внешнего гребня бассейна Плейоны) рисовальная подсветка вычертила на равнине Атланта синюю линию тонкой окружности — абрис Пятна. Подступиться к туманному кругляку будет, наверное, проще с юго–востока — со стороны долины Гиад. Ни подступать к Пятну, ни тем более соваться в туман ему не хотелось. Ему отчаянно хотелось на “Байкал”. Так отчаянно, что вся его готовность к десанту в какой–го момент повисла на волоске. Но он знал свой характер и даже в эти мгновения понимал: минутная слабость пройдет, и ничто не заставит его пойти на попятную. Хотя, откровенно сказать, приближаться к Пятну он боялся. Особенно теперь, когда Пятно и жуткий оскал экзота были слиты в его потрясенном сознании в одно зловещее целое.

По дороге в скафандровый отсек он чуть ли не всерьез прикинул, нельзя ли употребить для десанта тяжелый скафандр противорадиационной защиты типа “Сентанк”. Шальная прикидка была отзвуком пережитой паники. Слов нет, чудовищный панцирь “Сентанка” — хорошая биозащита (выдерживает лучевую нагрузку рабочей секции стелларатора), но и только. Он представил себя в неповоротливой бочке “Сентанка” в кабине катера. Н-да… более верного способа гробануться в долине Атланта, пожалуй, и не найти. Что ж, надо топать в обыкновенном корабельном скафандре типа “Снегирь”. Один раз кираса обыкновенного “Снегиря” отразила атаку “мягких зеркал” (даже экзот удивился), так почему бы ей не продолжать в том же духе. Конечно, когда десантники встретят возле Пятна разведчика в “Снегире” — лопнут от смеха в своих роскошных “Дэгу”, “Вишну”, “Шизеку”, “Витязях” и “Селенах”. Впрочем, вряд ли им будет здесь слишком весело. И работать придется наверняка не в “Селенах” и “Дэгу”, а в неуклюжих скафандрах высшей защиты типа “Суперцеброн”. Тяжелая и тоже не очень удобная скорлупа, но в ней хотя бы можно летать без особой опаски.

Из ветротоннеля его вынесло прямо к двери переходного тамбура. Дверь мягко открылась — он по инерции влетел в тесноватое помещение, в котором манипулировал кнопками санобработки полтора часа назад, и с ходу прильнул к стеклу квадратного иллюминатора: в скафандровом отсеке было светло и чисто. Что–то заставило его посмотреть на экран аварийного оповещения — он посмотрел и почувствовал, как шевельнулись волосы на голове. В голубом экранном прямоугольнике зияла угольно–черная пятипалая дыра — как если бы кто–то насквозь продавил поверхность экрана ладонью левой руки. Великое Внеземелье!..

Но это была не дыра: иллюзию углубления создавала контрастная чернота плоского отпечатка на фоне светящейся голубизны. Он сразу все понял, инстинктивно отпрянул, крепко стукнувшись головой о корпус парящего в воздухе фотоблинкстера: “А, черт!” Снял блокировку с автоматики замка двери скафандрового отсека и покинул тамбур так резво, будто спасался от пчелиного роя.

Дверь сработала за его спиной с быстродействием гильотины: “пфф–крэк!” Опомнившись, он извернулся в воздухе, прильнул к иллюминатору, чтобы снова взглянуть на черную пятерню: не мог поверить в этот кошмар до конца. Издали “черный след” уже не казался дырой — выглядел плоским. В тамбуре у него и мысли не возникло сравнить размер отпечатка с размером своей ладони. Видимо, следовало бы сравнить… для порядка… однако он слишком хорошо понимал, что не сделает этого. Не прикоснется к черному силуэту. Ни за что. Да и не стоило этого делать. Не было смысла. Полтора часа назад он, выплывая из тамбура, оттолкнулся левой рукой от экрана. Он сразу вспомнил об этом, как только увидел дьявольский отпечаток, и сразу все понял, но только сейчас нашел в себе смелость это признать. На борту “Анарды” он встретил единственный “черный след” — свой собственный… Очень мило.

Андрей оттолкнулся ногами от переборки и поплыл вдоль гардеробного ряда.

Предстартовой экипировкой руки занимались самостоятельно. Без участия головы. Мозг парализован мыслью о полной необратимости положения, чувства — ужасом. Как падение в пропасть: летишь в самых что ни на есть привычных условиях невесомости, но превосходно знаешь, чем это кончится. Тогда, в Гималаях, это кончилось, к счастью, глубоким сугробом на склоне и ободранной физиономией. Здесь — полная безнадежность. “Мягкие зеркала” достали его сквозь скафандровую кирасу, и теперь он, по сути дела, на одной доске с Аганном и другими экзотами. “Черный след” — аргумент, против которого не попрешь. По существу, разбито вдребезги все, чем жил, чем дышал первый пилот “Байкала” Андрей Тобольский… Сейчас он думал только об этом. Перешагивая комингс шлюзового тамбура, выбираясь в темный вакуум–створ. Ни о чем ином думать сейчас он просто не мог.

Темнотища в закрытом вакуум–створе — глаз выколи. По словам Аверьяна, экзоты видят в темноте. Он ничего не видел. Ни зги… Он все время взвешивал свое внутреннее состояние на весах ощущений, пытаясь уловить в себе хоть какие–нибудь признаки экзотических изменений. Их не было. Никаких. Абсолютно. Даже пресловутого ядовито–железистого привкуса на языке не было и в помине. Не было в командной рубке, не было и теперь. Но теперь он по крайней мере знал, в чем дело. Копаев ведь говорил, что прикосновением к действующему экрану экзоты способны освобождаться от “чужеродного заряда”. На какое–то время. Именно это позволяло им запросто проходить медосмотры спецкарантина. Так–то вот, эксперт… Как и предсказывал Аганн, самое занятное ждет тебя впереди.

— КА–девять. Контакт. Открыть гермолюк.

В темноте вспыхнули бортовые огни “Казаранга”.

— Свет, — добавил Андрей.

Щурясь от избытка иллюминации, он осмотрел участок стены, где недавно блистали зеркальные кляксы. Никаких следов. Будто бы этой блистающей мерзости никогда здесь и не было.