Сергей Павлов - Волшебный локон Ампары (сборник)

Освещение в зале уменьшилось наполовину. Из замаскированного под старинную хрустальную люстру зального олифектора хлынула молочная белизна, и было слышно, как зашевелились погруженные в непроглядную туманно-белую марь люди, поудобнее устраиваясь в креслах с изменяющейся геометрией сиденья, спинки, подлокотников. Кир-Кор слегка раздвинул и приспустил подлокотники, плотнее налег затылком на подголовник, вытянул ноги, благо проход позволял, – словом, насколько мог, сымитировал привычное положение тела внутри сута. Оставалось сымитировать осязательные ощущения, и прежде всего – ощущение мягкой и скользкой, как шелк, полости сута – податливо-упругих складок и валиков контактной трамы, нежно обнимающей тело дальнодея со всех сторон – так нежно, что еще перед стартом чувствуешь себя в состоянии невесомости…

Он вперил взгляд в туманно-белую марь и через полминуты полностью взял под контроль сознания подготовку пси-контура памяти для ретропиктургии. Неожиданно легко вошел с пиктургентами в ментаконтакт. Особенно ясно он ощутил присутствие фундатора и махариши. Возникшее было мальчишеское желание мысленно поприветствовать того и другого (в индивидуальном порядке) само собой трансформировалось в главное желание быть понятым всеми без исключения, независимо от степени их интротомических способностей.

Красочный разгул гиперпространственной аномалии – шизантеры. Черные росчерки в море пурпурного, желтого, серебристо-белого и голубого огня. Серебристо-белые с алмазными блестками и алые пламена свертывались в двухцветные валы-рулоны и, конвульсивно вздрагивая, наваливались на желто-красную зыбь – трепетно растекались среди огненных вихрей. Голубые кольца и вспышки яростно-голубого сверкания подсвечивали края аспидно-черных воронок, бешено вращающихся в пурпурно-золотистой кипени пылающих мальстремов…

Черные росчерки, как автографы жуткой, потусторонней ночи, усиливали натиск, вспарывая во всех направлениях светоносный хаос. Это было опасно. Даже слишком опасно. Очень неприятно, когда шизантера лопается неожиданно, и еще хуже, когда коллапсирует: ее может вывернуть где-нибудь в безвыходные глубины чужих пространств неестественных измерений. «Стоп детод! – мысленно скомандовал Кир-Кор фазово-силовой системе лювера. – Батод – на контрмениск, матод – на форсаж!» И замер в ожидании результата.

Лювер встряхнуло толчком, сут отозвался протестующей дрожью; пилот отчетливо слышал тревожный перестук обоих своих сердец…

Как-то при обустройстве очередного мемориала на «заочном» некрополе один из грагалов мрачно сострил в плане того, что население Новастры можно поделить на три примерно равные категории – живых, мертвых и промежуточных. К последним остряк относил, разумеется, дальнодеев. Нельзя сказать, чтобы эта жестокая шутка укоренилась в новастринском обиходе, но дальнодеи иногда вспоминают ее при входе в область гиперпространственной аномалии и гораздо чаще – при выходе. А все из-за того, что, сунувшись в шизантеру, никогда не знаешь заранее, куда тебя вынесет при выходе из гипра в нормальное пространство. В нопр из гипра (на сленге дальнодеев) через шизантеру выносит, бывает, в такие неуютные места нашей Галактики, откуда к родным пенатам не возвращаются даже в виде пепла. Разве что – в виде звездного света через тысячи лет. Поэтому при выходе в нормальное пространство – повышенное сердцебиение. Страх? Может быть. Но страх своеобразный – как у игрока в русскую рулетку. У опытного дальнодея страх изрядно приглушен привычкой к риску и неизменной надеждой на очередное везение… До сей поры везло ведь всегда, а дальше – видно будет…

Кир-Кор увидел звезды, улыбнулся им. Погасил батод и вывел из форсажного режима матод (эпиплазменный вихрь, обеспечивающий жизнеспособность лювера). И на этот раз повезло, хотя шизантера была чрезмерно активной и пугающе необычной.

Место выхода в нормальное пространство оказалось удачным во всех отношениях. И на редкость красивым. Над головой – колоссальный (в половину пространственной космосферы), невыразимо роскошный зонт из множества крупных и мелких звезд – красных, желтых, изжелта-зеленых, оранжевых, золотисто-белых, инфракрасно-туманных. Обездвиженная картина праздничного фейерверка… Ближе к краям «зонта» – крупные, налитые лучистой энергией самоцветы, ближе к зениту – богатая россыпь бриллиантов помельче. «Идеальный финиш, – поздравил себя Кир-Кор. – Периферия большого шарового скопления не слишком горячих звезд». Крупнейший из самоцветов разглядеть как следует он пока не мог, но чувствовал энергию его светового давления где-то за левым плечом. Судя по излучению, местное солнце было старой звездой спектрального класса "К" – оранжевый карлик. Непонятно почему, он сразу окрестил его именем Пянж.

Планета, которую ориент-системы лювера высмотрели в противоположной зениту точке – надире, получила предварительный регистрационный код ПБА-18:1000-НКК. Код означал, что новастринский дальнодей Кирилл Корнеев, исполняя в режиме свободного поиска тысячный тревер, обнаружил свой восемнадцатый по порядковому номеру планетарный объект без визуально наблюдаемой атмосферы. Он поздравил себя еще раз, ибо самое ценное, что может найти дальнодей в чужих звездных системах, – бесспорно, планета. Пусть даже она похожа издали на переспелую дыню. Овальную дыню сорта «новастринская канталупа» с золотисто-оранжевой кожурой.

Не всякий, правда, дальнодей способен удовлетвориться голой, как околоземная Луна, планетой. Особенно – дальнодей молодой. Им, молодым, подавай инозвездную цивилизацию. Или хотя бы ее следы. А откуда иноразуму взяться, если даже самая мощная в смысле воображения школа земной философии сильно подозревает, что в Галактике нет никого из «разумно-цивилизованных», кроме наших потомков, наших предков и наших же полиастральных ветвей…

До ПБА-18 было еще далеко. Он взглянул на высвеченный ориент-системами лювера цифро-буквенный формуляр и велел детоду отработать тридцать пять импульсов пунктирного сближения – без выхода на мениск.

Четкая картина обзора смазалась, и несколько секунд перед глазами пульсировала синевато-серая муть. Когда картина прояснилась, он увидел, что лювер завис над краем очень протяженной, уходящей в перспективу медно-красной плоскости. До поверхности ПБА-18 было теперь всего полторы тысячи километров. С такого расстояния, маракас, любая планета – с атмосферой или без – просто обязана выглядеть сфероидом, и никак не иначе!..

Он разглядывал новооткрытый объект, пытаясь уразуметь, почему это вместо обязательного сфероида глаза его видят плоский диск, больше напоминающий старинный медный гонг с изъеденными коррозией краями. Запахло сенсацией!..