Сергей Павлов - Волшебный локон Ампары (сборник)

– Прежде всего нужно выяснить, что по этому поводу думал сам Маккоубер. О состоянии Проекта он знает нечто такое, чего пока не знаем мы.

– Один момент!

Крамер сбегал к своему рабочему столу и быстро вернулся, протягивая Леониду ключ. Леонид взял.

– От сейфа Маккоубера, – пояснил Крамер и демонстративно отряхнул руки ладонь о ладонь. – Покопайся в его отчетных бумагах и увидишь, что он знал, а чего не знал.

– Ты копался?

– Я слишком ценю свое время. Меня больше интересует сам Рой, чем то, что думает о нем Маккоубер.

– А я думаю… Пока ты изучал динамику Роя, Маккоубер заглянул глубже, в самую суть проблемы. И то, что он там увидел, заставило его принять решение уйти из Проекта. Ты хорошо знаешь, что значит для Маккоубера уйти из Проекта. И если он не мог не уйти… – Леонид повертел ключ и спрятал в карман. – Ладно. Бумаги я, разумеется, посмотрю, но потом – это долгая песня. Мне кажется, есть более короткий путь.

– Не обольщайся. Рой – крепкий орешек.

– Рой – бренное тело Проекта. Душа Проекта – Маккоубер.

– К черту Маккоубера! – взорвался Крамер. – Душа Проекта ни разу даже не полюбопытствовал, чем мы тут занимаемся без тебя! Неужели ты близорук и не видишь, что Маккоубер выдохся?!

– Прекрати. Это был крупный ученый.

– Вот именно – был! Последнее время мы работали, в сущности, без его руководства. Это я никому не в упрек, но объективности ради. Мне неприятно говорить такое за спиной Маккоубера, но ты меня вынудил на откровенность.

– Другими словами, ты думаешь, что причина теперешних затруднений…

– Нет уж, уволь, – перебил Крамер. – Я не обязан думать об этом. Ты обязан, ты у нас теперь Маккоубер. Вот ты и думай.

По вершинам хребта прошелся прожекторный луч. Очевидно, прожектор направили с осветительной башни главного космодрома. На вершинах искрился лед, и это было как напоминание о том, что за пределами городской атмосферы царит лютый космический холод. Крамер посмотрел на Леонида сбоку, подышал на стекло и потер его рукавом, хотя стекло было чистым.

– Думай, пожалуйста вслух, – сказал он. – Мне тоже будет небезынтересно.

– Да, – сказал Леонид, – Маккоубер не очень-то благосклонно воспринял нашу идею собрать стержни в единое облако…

– Почему ты вспомнил об этом?

– Я, видишь ли, думаю вслух, если угодно.

– Виноват, – извинился Крамер. – Продолжай. Сейчас ты чем-то похож на Маккоубера.

– Вероятно, уже тогда он опасался, что огромная масса стержневых носителей информации, приобретая компактность, может в один прекрасный момент изменить свои качества. Он одобрил нашу систему не раньше, чем у него появилась обоснованная надежда, что условий для перехода Количества в новое Качество быть не должно.

– Его успокоил мой подсчет расстояний между стержнями в будущем облаке.

– Да. Расстояния были солидные, и Маккоубер дал нам зеленую улицу. А потом… Потом я заметил, какой у него был испуганный вид, когда он разглядывал записи «гравитационных мерцаний» только что созданной «камбалы».

– "Мерцания"? – удивился Крамер. – Ты меня развеселил. При чем здесь «мерцания»?..

– Весело, не правда ли? Никому, кроме Маккоубера, и в голову не пришло, что эти «мерцания» – первые признаки возможной самоорганизации облака. Он похолодел от ужаса, когда узнал о «мерцаниях», а нам очень весело. Ну разве не весело, что его опасения блистательно оправдались и мы получили себе в назидание великолепный образец самоорганизующейся системы, в просторечии – Рой? И надо полагать, основное веселье еще впереди. Судя по всему, эта система обладает немалым запасом технологической свободы самостоятельных действий. Самостоятельных и, видимо, теперь уже непредсказуемых…

– Ладно, спрячь когти, сын льва, – я имею в виду когти твоего убийственного сарказма. Я, например, сделал все, чтобы найти возможность предсказывать поведение Роя.

– Если Крамер такой возможности не нашел, значит ее попросту не существует. Я неплохо осведомлен о математико-аналитических способностях Крамера. – Леонид побарабанил пальцами в стекло. Спросил: – Маккоубер предпринимал попытки повлиять на Рой?

– Ключ от сейфа у тебя в кармане.

– В отчетах будем копаться потом. Можешь не сомневаться, как только выспишься, я тут же усажу тебя за пульт аналитической машины. А сейчас изволь ответить на мой вопрос.

– Ну как он мог влиять на Рой? А главное – чем? Едва появились первые сгустки, он приказал нам распылить их «Слонами» в однородное облако. И уж если «Слоны» оказались бессильны… – Крамер развел руками. – А ты говоришь «повлиять». Скорее эта неудачная попытка повлияла на наши с Маккоубером отношения. Он словно забыл дорогу в этот зал, а нас вообще перестал замечать. Два раза летал он с Дэном Фростом непосредственно к месту событий, и каждый раз возвращался еще угрюмее, чем улетал. По-моему, он решил, что мы загубили Проект, и подал в отставку.

– Это по-твоему. Если бы он так решил на самом деле, он спустил бы с нас шкуру – с меня и с тебя в первую очередь – и заставил бы исправить положение. Чужие ошибки всегда кажутся исправимыми. Я думаю, Улаф, когда Маккоубер произносил слово «Ютавр», он довольно отчетливо представлял себе его смысл…

– Кентавр, Минотавр, – рассеянно дополнил Крамер. – Если произнести мою фамилию наоборот, получится Ремарк. Магия слов или словесная эквилибристика, и сколько угодно скрытого смысла… Чем тебя насторожило слово «Ютавр»?

– Маккоубер мог подать в отставку только в одном случае, Улаф… Если был убежден, что допустил ошибку сам.

Леонид взглянул в ошеломленные глаза Крамера и добавил:

– Или еще хуже… Если был убежден, что погубил Проект собственными руками.

Крамер судорожным движением расстегнул ворот рубахи.

– Но как бы там ни было, Улаф, Рой все-таки существует, и надо искать способ заставить его отдать нам Ю-информацию. Точка.

Крамер шумно перевел дыхание.

– Ну почему я так люблю оптимистов?.. – с грустным недоумением вопросил он пространство.

Белая дверь открылась, и в зал вошла Надия. Леонид увидел ее и ощутил, что вместе с ней в зал вошел праздник, о котором они тут с Крамером позабыли. Во всем ее облике была какая-то неузнаваемая новизна, и Леонид, поспешивший навстречу, не сразу понял, в чем дело, и только когда они встретились в центре зала, он осознал, что дело не в новой прическе и даже не в новомодном светящемся платье, а в том, что трехмесячный срок без нее – это слишком жестокая и совершенно несправедливая штука…

Она первая вспомнила, что здесь они не одни, посмотрела в ту сторону, где стоял Крамер, глядя сверху на город, и сказала ему: «Здравствуй, Улаф!» – и когда он обернулся, она помахала рукой, добавила: «С праздником!» – и Крамер церемонно ей поклонился.