Сергей Павлов - Волшебный локон Ампары (сборник)

От полукружья философов мягко, как тень, отделился длинноволосый человек с продолговатым бесстрастным лицом скандинавского ярла. Это был единственный из эвархов, у кого подол ритуального рубища болтался значительно ниже колен (хотя длиной своего костяка правовед мог бы поспорить и с Ледогоровым); похоже, он выбрал себе самый длинный мешок Камчатского экзархата.

– Ватагар-оста девидеры Заветных Пехилей Юрмед Вертоградов, – проговорил он на одном выдохе. Голос у него был тихий, как шелест листвы. – Уважаемые коллеги, не ждите от меня никаких юридических откровений, поскольку в такой ситуации все зависит от доброй или недоброй воли грагала. Никто не принуждал его соглашаться, никто и ничто не Мешает ему отказаться. Еще не поздно…

«Поздно», – подумал Кир-Кор.

– Поздно, – сказал левитатор. – Если авторитетом нуклеуса мы отменим то, на что уже согласился грагал, гроссмейстер будет ходить на Большой Экседре в героях и объяснять всем отлученным от ретропиктургического спектакля, какие мы нехорошие.

– Мне просто не останется ничего иного, – подтвердил верховный пейсмейкер с достоинством.

Хальфе мелко затрясся, задребезжал, кивая. Очевидно, это был смех.

– Будь любезен, коллега, объясни нам причину твоего заразительного веселья, – попросил левитатор.

– Одним только предположением о пси-вампиризме коллег… здравым, кстати, предположением, мы прекрасно вооружили гроссмейстера.

– Это нас должно волновать? – усомнился Борисфед Лапцов.

– Кому хочется прослыть шовинистом? Тем более – с приставкой «пси».

– Я верю в коллективный разум Большой Экседры, – отверг пугающие умозаключения хальфе сократоголовый философ.

– Я тоже, – сказал фундатор. – Итак, если на то будет воля нуклеуса, Борисфед и я беремся изложить участникам Большой Экседры нашу позицию в этом щекотливом вопросе.

– Я не желаю утруждать нуклеус, фундатора и байкаларха, – сказал Кир-Кор. – В моральном плане мне будет легче все же выполнить на Большой Экседре свое обещание. Прошу одобрить мою готовность к публичной ретропиктургии.

Ледогоров пристально посмотрел на него. Кивнул:

– Быть по сему… Что тебе для этого нужно?

– Час-полтора полного одиночества перед началом.

– Относительно полного одиночества на этой планете возможны проблемы… – вслух подумал фундатор.

– Их придется решать. Перед началом мне нужно, как минимум, сосредоточиться.

– Я предпочел бы определиться сразу по максимуму. Впрочем, ладно, это успеется. Нуклеус выражает тебе свою благодарность.

– Аой! – вразноголосицу провозгласили эвархи.

Повинуясь знаку ватагара, Кир-Кор освободил место в фиолетовом круге. Освободил для фундатора.

Ледогоров плавно повел ладонью влево и вправо (таким движением протирают запотевшее стекло), торжественно произнес:

– Ваша приверженность Этимону, эвархи, обеспокоенность ваших неравнодушных сердец и строгая Совесть придали Экседре Зыбкой Безупречности Ума значимость, достойную имени нашей философской школы. Мы не стали торопиться с окончательным решением, хотя подготовили для него необходимый фундамент. О правомерности пребывания нашего новастринского гостя на планете Земля пусть выскажется философский синклит Большой Экседры.

– Аой! – подхватили философы с некоторым даже энтузиазмом.

В свою очередь фундатор уступил центр философского круга Юрмеду Вертоградову. Правовед зачем-то выставил указательный палец подушечкой наружу – словно предоставляя возможность присутствующим рассмотреть ее папиллярные линии – и чуть слышно сказал:

– Уважаемые коллеги! Начало шествия к зданию Большой Экседры от «Ампариума» в восемнадцать ноль-ноль. Согласно регламенту второго дня, представительская одежда эвархов – белые латиклавии. Представительская одежда грагала не регламентируется. Итак, до встречи на общей трапезе. Ваши реалеты готовы к старту в аппарелях второго яруса, прошу спуститься, выбрать себе места в кабинах. Доброго вам пути, вещее благоволение Ампары с вами!

Стеклянистый купол со звоном разомкнулся над головой, и временно отторгнутое пространство было стремительно возвращено речной долине с ее разнообразием звуков и удивительных запахов. Бархатный шум водопада, птичий гомон, порывы душистого ветерка…

Эвархи потянулись к люку, исчезая по одному на эскалаторном спуске. Кир-Кор ощутил резкий спад аурической реактивности махариши, обернулся и впервые в жизни стал свидетелем автоприации. Фигура Ксюма Пикчу быстро заколебалась (будто в потоке горячего воздуха над костром) и раздвоилась, теряя краски; призраки-двойники, высверкивая белыми искрами, неудержимо бледнели, пока не растаяли без следа… Все это произошло в три секунды. Кир-Кор встретился глазами с левитатором, тоже впервые, наверное, наблюдавшим акт эзотерического пси-кинезиса. Влас Щербас провел пальцами по щеке в попытке снять с лица несуществующую паутинку. Он так и ушел на эскалатор, напрасно пытаясь снять паутинку.

– Это всегда впечатляет, – негромко сказал Ледогоров.

– Н-да… – промямлил Кир-Кор. – Скажи, экзарх… а почему на фоне действительно впечатляющих способностей махариши мой скромный вклад в копилку апроприации вызвал вспышку общего интереса?

– Твой «скромный вклад» поразил самого махариши. Это было заметно.

– В силу принципа: что подобает Юпитеру, то не подобает быку?

– Махатмам неведомо чувство ревности.

– Прекрасно, я не желаю доставлять им никаких проблем. Но все-таки… почему мои дилетантские способности выглядят в глазах философов более актуально, чем запредельное мастерство махариши?

– За спиной махариши – тысячелетия тайн земной цивилизации, Кирилл. Домашних тайн. А за твоими плечами – новоприобретение. Тайна звезд…

– Значит, шанс у меня есть, но… но в отдаленном будущем.

– Если это шутка, я не уловил ее смысла.

– Через тысячу лет мое новоприобретение тоже не будет выглядеть актуальным, и я снова смогу рассчитывать на обычную продолжительность земного отпуска.

– На тебе, Кирилл, печать звездной тайны. Не надо с этим шутить.

«Не буду, – пообещал Кир-Кор сам себе. – Если фундатор старательно не замечает разницы между шуткой и отпуском – ему, видно, нечем меня ободрить». Вслух добавил:

– Хорошо, пусть это будет печатью Ампары, я согласен. И жаль, что из всего нуклеуса так думает только фундатор.

– Нет, – сказал Ледогоров, – не только я. К сожалению, так думает и Джугаш-Улья Каганберья…

Из-под закраины бетонной крышки островка в радиальных направлениях со свистом стали взмывать, в виражах доворачивая на восток, первые реалеты.

– Каганберья опасен, – напомнил фундатор и посмотрел в спину последнего из уходящих эвархов. – Под следствием – опасен вдвойне.