Дмитрий Грунюшкин - За порогом боли

– Н-да…Ты хочешь, чтобы я туда поехал и разобрался?

– Не знаю. Чем ты можешь помочь? Он же крутой!

– Да перестань ты из себя дурочку деревенскую строить! Ты любой городской сто очков вперед дашь, вот и говори по-человечески, не дуркуй.

– Это было бы хорошо, Олег, – после секундной паузы несмело произнесла Ленка. – Но ты, по-моему, его недооцениваешь. Да и далеко, а у тебя работа.

– Да уж, не до околицы дойти. Без малого тыща кэмэ на перекладных. Ну, ладно, помозгуем. А насчет работы не волнуйся – я в отпуске.

Макс поднялся и пошел на кухню к Кириллу.

– Кирь, хочешь маленько отдохнуть?

Тот отложил в сторону отмытую сковородку.

– Говори конкретно.

– Съездить надо кое-куда. Небольшие напряги. Поболтать кое с кем и все. Никаких проблем. Займет три-четыре дня, не больше, а на небесах зачтется.

Кирилл взялся за другую сковородку.

– Я не могу. У ребят и здесь проблемы, а я до сих пор в стороне.

Голос «афганца» не выражал никаких эмоций, как у нерадивого школьника, бубнящего стихи у доски.

Макс почувствовал, как уши и щеки становятся горячее, а ладони потеют. Продолжать разговор не было смысла, но Макс куснул губу и сделал еще одну попытку:

– Я бы и сам справился, но лучше, чтобы кто-то подстраховал.

– У тебя что, друзей больше нет?

– Ну, хорошо. Тогда дай мне машину на пару дней.

– У тебя нет доверенности.

– Да и хрен с тобой! – Макс разозлился, а испытанное унижение от отвергнутой просьбы только подлило масла в огонь. – Вали тогда со своей тачкой к своим, им еще один боец просто позарез нужен! – Макс это ляпнул сгоряча, не придавая особого значения своим словам, только чтобы сорвать раздражение. Но Кирилл абсолютно спокойно выключил воду, вытер руки, повесил полотенце и направился к выходу.

– Ну, и куда ты?

– К своим, – все так же ровно произнес Кирилл.

– Вали-вали, – крикнул Макс уже закрытой двери.

Он постоял несколько секунд, кусая губы, а потом вдруг со всего маху врезал кулаком в стену, едва не переломав пальцы, сел на табуретку и обхватил голову руками. Он болезненно остро ощутил чувство одиночества и беспомощности. Из-за этой ерунды он остался один. Плохо оставаться в одиночку перед лицом смертельной опасности, но еще хуже терять друзей. Тем более – настоящих друзей. За неделю знакомства они с Кириллом успели побывать в передрягах, на грани жизни и смерти. И теперь Макс начинал понимать, почему «афганцы» дружат совсем по-другому, не так, как все. Настоящего верного Друга можно найти и на гражданке, но дружба, обретенная перед лицом смерти, спаивает быстро и навеки. И разрезать это чувство можно только по живому мясу. И вот теперь только начинавшая складываться дружба ломалась из-за его, Макса, подозрительности. И Кирилл, и Грек, и Касым были оскорблены его недомолвками, они поняли, что он им не верит, а худшего оскорбления для Друга и не придумаешь.

– Поссорились? – Ленка стояла в дверях и с жалостью смотрела на убитого горем Макса. Он только кивнул головой.

– Кто хоть виноват?

– Я, – тихо ответил Макс.

– Ну, так иди и догони его, раз сам виноват, – Ленка умела иной раз выдавать такие простые решения, что не каждый изощренный ум мог их придумать.

Не давая себе времени на размышления Макс вскочил, чмокнул Ленку в щеку и выбежал из квартиры. Через подъездное окно он увидел, что «восьмерка» Кирилла уже стоит у выезда со двора и ждет, когда КАМАЗ-длинномер развернется на узкой дорожке. Макс кинулся вниз, перескакивая через три ступеньки. Он метнулся наперерез машине и уперся руками в капот, когда Кирилл уже отпускал сцепление.

– Я тебя слушаю, – произнес Кирилл подошедшему к дверце Максу.

– Выключи мотор, – попросил Макс, едва переведя дыхание. Кирилл послушно щелкнул ключом.

– Ну?

Макс неловко переминался с ноги на ногу.

– Я…это…в общем…Я извиниться хотел.

– За что? – глаза «афганца» испытующе смотрели на Макса, и он смутился еще больше.

– Ну…За то, что сказал. Я не подумал. Вообще, глупо все получилось, просто разнервничался. Извини.

– Ладно, считай, что я ничего не слышал, – Кирилл отвернулся и снова потянулся к ключам.

– И за вчерашнее, – выдохнул Макс. Рука Кирилла остановилась. – Мне сейчас трудно все объяснить. Я понимаю, что вел себя глупо и обидел вас, но… Пошли домой, я все объясню.

– Что «все»? – голос Кирилла немного потеплел.

– Все. Я не хочу оставаться один. Не из-за ситуации и не из-за поездки, – быстро добавил он, увидев, что лицо Кирилла снова застывает. – Я к тебе успел привязаться. Ты мне нужен…Все. Если хочешь – езжай. – Макс устало ссутулился и, услышав, как заурчал мотор, отвернулся и медленно поплелся к дому.

Но Кирилл просто отогнал машину вглубь двора и вышел, направляясь к Максу.

– Пошли, расскажешь свои беды.

Ленка ободряюще улыбнулась Максу и оставила их на кухне вдвоем.

Кирилл одобрительно посмотрел на накрытый стол, украшенный последней поллитровкой.

– Понятливая бабенка.

– Идеальный синтез деревенского воспитания с городским опытом.

– А чего она ушла? Свистни, приезд надо немного отметить. Кстати, кто она тебе?

– Трудно сказать. Фактически живем вместе уже два года. Она в театральном училище учится. В общаге проводит не больше одного-двух дней в неделю. Остальное время здесь. Жаркой любви у нас, вроде бы, не было, но друг к другу нас тянуло с самого начала. В общем, как говорят юристы, сожительствуем.

– Грубо, – поморщился Кирилл.

– Согласен. Она мне нравится. Толковая девчонка.

Ленка посидела с ними минут пятнадцать, приняла комплименты Кирилла, выпила рюмочку за приезд. Кирилл очень уж часто и внимательно на нее поглядывал и Макс улыбнулся. Он уже привык к такой реакции. По меткому выражению Джона, Ленке было на что одеть платье. Высокая, стройная, с длинными ногами и тонкой талией, она неизменно привлекала внимание второй прекрасной половины человечества. Чувственные черты лица, темные волосы почти до плеч уложены в четкое каре, умные глаза – все было в ее пользу. Даже гомик на улице обернулся бы ей в след – ее красота была объективной и бесспорной. В театралке за ней гонялись стаи будущих АленДелонов и ВанДаммов, а если бы они знали ее способности на кухне и в постели! Иногда Макс задумывался, почему она с ним и не мог дать ответа. Он был умен, симпатичен, силен, мужествен, но не настолько, насколько она была красива и женственна. Обычно такие рассуждения он заканчивал словами: «Видимо, я себя недооцениваю.»

А Ленку он ценил, был к ней привязан, во время ее отсутствия скучал по ней, даже, наверное, любил по-своему, но настоящего глубокого чувства, почему-то, не было. Он бы дрался за нее до последних сил, никогда бы ее никому не уступил, но это было что-то рефлекторное, чувство самца-обладателя. Это было совсем не то, что он испытывал однажды незадолго до армии, когда он не мог спокойно дышать, и грудь трещала от избытка чувств. Та его любовь вышла замуж, пока он отдавал долг Родине, и эта потеря больно тогда резанула его по сердцу. Может быть этот ожог мешал полностью отдаться чувствам, а может быть то, что подсознательно ему казалось, что такая яркая красота не может принадлежать кому-то одному. Ленка это чувствовала, но ничего не могла поделать. И все же ни она, ни он, ни разу даже не допускали мысли о расставании или о чем-то подобном.