Дмитрий Грунюшкин - За порогом боли

– Когда мама умерла, мне было пятнадцать, – казалось, у Светки пересохло в горле – с таким трудом произносила она слова. – Большая уже, понимала все. Я словно перестала жить. Все вокруг было черным, как ночью. Черным и немым. А для отца это было облегчением. Они уже давно жили по инерции. Без любви, без привязанности, даже без привычки.

Но мирно, никогда не ссорясь. Мама заботилась о нем, но без души – так было положено. Он ее обеспечивал – так тоже было положено. Но у него была страсть. Банальный служебный роман – влюбился в свою секретаршу. А потом мама умерла. А я любила их обоих! – Светка всхлипнула. Макс протянул руку и накрыл ее ладонь своей.

– Не рассказывай, если тебе трудно.

– Я любила их обоих, а он привел эту Эльвиру через неделю после похорон. Он ее очень любил и, как все влюбленные, не думал о других. Я ее возненавидела, а он для меня стал предателем. Хотя теперь я понимаю, что, на самом деле, она совсем неплохая женщина и тоже любит моего отца. А он никого не предавал, потому что не любил мою маму.

Он для меня стал чужим. Но не я для него. Я для него осталась глупой обиженной девчонкой и единственной, любимой дочкой. А я не ночевала дома, пила вино, связалась со шпаной. Так было два года. А потом он купил мне квартиру и поселил меня в ней. Мы договорились…Вернее, он сказал, а я согласилась, что он будет обеспечивать меня всем необходимым, но на текущую жизнь я буду зарабатывать сама. Я редко просила, обычно он приходил и спрашивая у меня, нужно ли мне это или то. Мы договорились, что он будет приходить в определенный день, в определенное время, чтобы не мешать моей личной жизни. Так все и идет уже много лет.

Я поняла, что он не предавал ни маму, ни ее память. Просто тогда он унизил мою любовь к человеку, которого он сам не любил. Я его уже давно простила, но…снова родными мы больше не стали. Хотя я дико люблю его сына, моего брата, – Светка улыбнулась. – Ему три года. Он такой славный!

Макс смотрел на Светку и чувствовал, что с ним происходит что-то незнакомое ему, или давно забытое. Он не мог оторвать глаз от ее лица. Искрящиеся глаза притягивали его, как Север – стрелку компаса. Она была похожа на юную принцессу, живущую в шалаше дровосека. Высокий лоб, светлые, почти белые волосы, над цветом которых не работал химик или парикмахер, тонкие брови, точеное лицо с бледной кожей, длинная шея и хрупкие плечи с безумно женственными выступами ключиц, а ниже…чуть распахнувшийся купальный халатик открывал восхитительную ложбинку, обрушивающуюся куда-то вниз, в недосягаемые дали…

Макс встряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение.

– А как тебе удалось, постоянно общаясь с жульем, сохранить такую классную квартиру? Они и за меньшее убивали.

– Это отдельная история! – Светка улыбнулась, стараясь незаметно смахнуть набежавшую слезу. – Поначалу здесь творилось черт те что. Три пацана мне просто житья не давали, постоянно торчали в моей квартире. Я в самом начале не смогла дать отпор, и они считали, что здесь что-то вроде их личного притона. А потом повзрослели, заматерели, из простой дворовой шпаны превратились в молодых бандитов. Кстати, тоже в «пятаках» числились. Я пыталась от них отделаться, но что может девчонка сделать против таких подонков? К отцу не обращалась – стыдно было.

И вот однажды они снова приперлись, напились и начали…Короче, я сидела на кухне одна, с подбитым глазом и плакала, а они веселились в комнате, когда пришел папа. Он открыл дверь своим ключом, хотя раньше никогда этого не делал, посмотрел на меня, оценил обстановку – у него это здорово получается, иначе бы не был тем, кто он есть – и вышвырнул этих козлов, правда при помощи своего шофера. Те что-то кричали, грозились… Папа подошел ко мне и спокойно сказал, чтобы я не беспокоилась, они больше не придут, если только для того, что бы извиниться. Так и вышло. Уж не знаю, с кем он там встречался, но явно не с милицией. Через три дня они все вместе пришли ко мне в бар – я уже там работала – и попросили прощения. Прости, говорят, мы не знали, что это квартира Ивана Сергеевича. Как я поняла, для тех людей, с которыми он говорил, собственность дороже родственных отношений, и именно от этой печки он и плясал. С тех пор жить мне стало полегче. Появилась нора, в которой я могла прятаться и зализывать раны. Про эту нору теперь не знает никто из тех, с кем я сейчас общаюсь или имею хоть какие-то отношения. Даже телефоном я пользуюсь только тогда, когда звоню сама.

– Но я тебя нашел без особого труда.

– А меня никто и не ищет. Зачем?

– А те трое?

– Один сидит и просидит еще восемь лет. Другого убили. Третий сам кого-то убил и сейчас в бегах. В общем – нет их. Светка замолчала, о чем-то задумавшись, и, вдруг, засмеялась.

– Что случилось? – не понял Макс.

– Да так… – Светка едва остановилась. – Мы с тобой сидим, болтаем. Мне кажется, я с тобой всю жизнь знакома. А между прочим, я даже не знаю, как тебя зовут. Рэмбо, и все…

– Максом меня зовут, – он тоже заулыбался.

– Максим?

– Нет – Олег.

– То есть?

– Я Олег Максимов. Но о том, что я Олег, я и сам порой забываю. Все меня зовут Максом. Но ты можешь меня звать так, как тебе угодно. Хоть ежиком. Из твоих уст мне даже это приятно будет.

Их глаза встретились, и в этот миг за окном полыхнула молния, и тут же грохнул разряд грома. Макс мог бы поклясться, что гроза началась от той искры, что проскочила между ними. Он почувствовал головокружение и покалывание в висках. Светка тоже застыла. Улыбка исчезла с ее лица. Губы дрогнули, и все ее лицо словно светилось мольбой о том, чтобы все это оказалось правдой и никуда не исчезло, как исчезало раньше. Макс сглотнул комок в горле и опустил глаза. Светка мягко высвободила руку и встала.

– Что-то со мной происходит. Я должна что-то сделать, иначе я с ума сойду.

Макс прошел вслед за ней в гостиную. Светка встала посреди комнаты, словно не зная, куда идти дальше. Макс подошел к дивану, опустился на него и в тишине услышал негромкий знакомый звук. Оглядевшись, он увидел между стеной и диваном гитару. Хорошую черную пластиковую гитару. Он взял ее в руки и медленно провел пальцами по струнам, которые отозвались на прикосновение мягким мелодичным звоном. Макс погладил обводы гитары ладонью, словно лаская любимого пса.

Еще три месяца назад Макс разбил свою гитару на одном из пикников и с тех пор не брал в руки инструмента. Да и не до музыки было…

Макс начал тихонько наигрывать, а потом посмотрел на Светку, не сводившую с него глаз, и в полумраке комнаты, под шум дождя полилась старенькая мелодия: