Петр Воронин - Прыжок в послезавтра. Повесть

Эля умолкла, будто и в самом деле вслушиваясь во что-то, и стала грустной. Валентину передалась ее грусть, но он, не желая показать этого, сказал чуть ворчливо:

- Женщина, семена, поле… при чем тут они?

- Женщина - это Вселенная, а рассеивает она в пространстве золотые семена энергии - тепловой и любой иной. Долгие годы считали, что энергия рассеивается во Вселенной невозвратимо, и, когда «выгорят» звезды, наступит конец, тепловая смерть…

- Но ведь не все так считали…

- Да, не все. Но возражения были малодоказательными, пока не был открыт третий фундаментальный закон природы о непрерывной аккумуляции энергии, о ее превращении в новые виды материи. А главный работник, который осуществляет аккумуляцию, - это жизнь, не только самое сложное и совершенное, но и наиболее активное творение природы.

- И что она может, жизнь, - эта ничтожная пленка протоплазмы на мертвой глыбище земли? При всей активности…

- О, ты ошибаешься!.. Вспомни хотя бы гигантские запасы угля, нефти, торфа. А они только крохотная частица того трехкилометрового слоя Земли, который и без участия человека преобразовала жизнь.

- Обрати внимание, дорогой: без человека! А что человек уже теперь в силах сделать? Я объясню, что под силу человеку. Захоти мы, и Землю со всеми ее потрохами переработали бы. За один год переработали бы. Луны нам хватило бы на три-четыре месяца, не больше. Вот что такое разумная жизнь, вот что под силу людям. Не веришь? Я точно тебе говорю, дорогой! Или вот - «пчелку» видишь? Летал? У нее и у других машин, думаешь, случайно биологический принцип? Почти живые мышцы вместо старых двигателей? Очень не случайно. Чем больше биологической материи, тем лучше… А зелень не только на прежде бесплодных горах и склонах, и даже на подземных станциях, в тоннелях - для чего?

- Я думал, для питания, а под землей - как лучшее украшение, - негромко сказал Валентин.

- Украшение - само собой. Но забота не только о красоте. Больше живой материи - еще и об этом забота. А в космос почему рвемся? Для собственного удовольствия, да? Совсем не для этого. А чтобы и там найти жизнь. Мои родные далеко-далеко отправились. Зачем, спросишь?.. Астрономы обнаружили хлорофилл в облаках межзвездного газа и пыли. Не веришь? У Эли спроси.

- Это удивительно, однако правда: нашли астрономы хлорофилл в космических облаках, - охотно подтвердила Эля. - Первые сообщения об этом были давно, но их не принимали всерьез. А теперь доказано: есть хлорофилл в скоплениях космической пыли и газов! А хлорофилл - аккумулятор энергии… Так вот они и переплетаются, наши земные и космогонические проблемы… Нет, Валентин, перед жизнью и ее детищем - разумом необозримость времени и пространства. Конечно, нас, живых и думающих, пока мало, и разум наш не всемогущ. Мы и с земными проблемами не всегда умеем справляться. Но ведь мы только-только научились двигать ножками, мы лишь выбираемся из своей колыбели-Земли… А киберы? Им не под силу то, что может сделать только жизнь. А значит, и главенство не за ними. Они, как и нынешние роботы, будут лишь помощниками людей. У нас удивительная судьба, Валентин! Жизнь и разум, такие, как сейчас, или похожие на те, что сейчас, будут существовать, пока продолжается нынешний этап в развитии материи-энергии. А он лишь начался, этот этап. Мы еще слишком мало знаем, чтобы сделать уверенные и детальные прогнозы. Но ясно, что у нас очень долгий срок впереди. Да и потом, на новом этапе, лучшее, что создано в процессе развития, - а это разум, Валентин! - сохранится как ядрышко, глубинная основа еще не известной нам, но неизмеримо более совершенной и очень разноликой материи.

- И сколько у нас времени впереди? Пять-шесть миллиардов лет?

- Больше, Валентин, много больше! Наши звезды еще младенцы. Сейчас они водородные. Потом, повзрослев, они станут гелиевыми и опять будут излучать энергию, как теперь, даже активнее, чем теперь. Но и этот гелиевый скачок лишь первый в их жизни. Даже чуточку страшно, когда пытаешься представить все это: бесконечность космоса и нас, маленьких людей. Достигнем ли грандиозной цели, сумеем ли переделать вселенную?!. И все-таки мы справимся. Обязаны справиться, если не хотим погибнуть! - Она даже побледнела, говоря это, но глаза были восторженные и смелые до отчаянности. - «Мы» - это не только наша земная жизнь и разум. «Мы» - это и наши собратья у других звезд и в других галактиках. Все зовет нас, все требует объединения! Вдохновляет тебя перспектива?

Валентин только молча развел руками. Когда-то его считали смелым в замыслах инженером. Но замахивался он - да и то в мечтах! - разве что на гидростанцию где-нибудь в теснинах Енисея и Лены или на плотину между материком и Сахалином. Сравнить ли его смелость с тем, что делали и о чем мечтали нынешние люди?!

Халил дружески обнял его за плечи. Эля ободряюще улыбалась. Если бы он был в состоянии отблагодарить их за внимание и дружбу!

А потом он вспомнил об опасности, которую занесло неведомо из каких глубин космоса и которая сгубила экипаж «Артура», а теперь прячется где-то в черной бездне. Кто там, в безжалостном шаре? Неужели не понимают пришельцы, что убийство ни в чем неповинных людей - не просто жестокость. Убийство безрассудно!.. Ох, слова, одни слова… Ему ли забыть военные годы и смерть, смерть на каждом шагу.

Селянин впервые со взрослой, почти отцовской обеспокоенностью посмотрел на своих товарищей. Они были неизмеримо образованнее и нравственно совершеннее, чем он. Но они не испытали, что такое война. А он испытал и в этом отношении был мудрее их, и в случае беды мог оказаться полезным. Лишь теперь он не просто рассудком, но и сердцем понял, почему приходил к нему Локен Палит. Ведь и председатель Всемирного Совета не был осведомлен о каверзах мозга, работающего во имя смерти. Горькое это было преимущество - знать о смерти больше других.

…А в море продолжались дельфиньи учения.

Способность человека переносить невзгоды имеет пределы, и Валентин познал это на собственном трагическом опыте. Заблудившись в тундре, он смог сопротивляться морозу лишь двое суток. А потом - небытие, смерть. После восстановления Валентин попал на обновленную Землю. Материальное благополучие здесь было доступно всем, как воздух. Забота об уюте, более того - о комфорте стала нормой, а каждая вещь, машина, здание словно впитали в себя живую красоту. Но ко всему этому Валентин привык с легкостью, которая удивила его самого. Более того, он, пожалуй, возмутился бы, исчезни, например, мебель, самостоятельно принимающая удобную для его тела форму, автоматы, регулирующие силу света, влажность и температуру воздуха, включающие музыку. Нет, он по-прежнему был осторожен в обращении с предметами, которые окружали его. Однако той трепетной боязни разбить что-либо, которая была у него во время обеда в «синей молнии», уже не возникало. Вот это и удивляло. Оказывается, не существует предела тому добру, которое человек способен принять!