Андрей Васильев - Файролл. Право выбора [litres]

– Не без того, – признал я. – А чего она все рукой прикрывается?

– Я приказал. – Сэмади кинул в рот орешек. – И поверь – если даже мертвые на что-то смотреть не могут, то живым этого точно лучше не видеть.

Забавно, это что ж там такое? Впрочем – какая разница. Что я, зомби не видел?

– Как скажешь, – сказал я Барону. – Да и не до того мне нынче, дел за гланды. Я к чему это говорю – мы вроде как сегодня собирались наведаться в одно очень укромно запрятанное место?

– Есть такое, – подтвердил Сэмади. – Собирались.

Не понравилась мне эта фраза, было в ней что-то неправильное, если точнее говорить, то за ней должно было последовать… Впрочем, сразу и последовало.

– Вот только одно «но» есть, – лениво произнес Сэмади. – Надо нам с тобой прежде кое о чем договориться.

– О чем именно? – ну что – все как всегда. Никто ничего бесплатно делать не хочет, любому всегда что-то да надо от меня. Черт, я начинаю понимать кенига Харальда. В самом деле, все в один голос только и твердят – «дай, дай», и хоть бы кто-нибудь сказал: «На». Ну, кроме Седой Ведьмы, хотя и та наверняка меня облагодетельствовала с дальним прицелом.

– Я помню, что тебе надо пройти в урочье Белого Пламени, и готов отвести тебя туда. – Барон повертелся в кресле, устраиваясь поудобнее. – Более того – я знаю, что ты будешь искать и другие места, вроде этого, и берусь тебе помочь с ними. Но за это ты должен поклясться мне в том, что вернешь в этот мир Чемоша, моего отца.

– Ты сын Чемоша? – невероятно удивился я. Нет, некая связь между ними для меня не была новостью, но я так думал, что они учитель и ученик.

– Не по крови, но по духу, – наставительно произнес Барон. – А такие вещи – они посильнее кровного родства.

– Слушай, а как я его верну? – вот здесь я просто-таки не знал, что делать. – Понимаешь, я же не для забавы ищу это место, у меня есть некая цель…

– Цель твоя мне понятна, – успокоил меня Барон. – Хотя я ее и не одобряю, но у каждого есть право на совершение глупостей. Не волнуйся, твоя цель останется приоритетной, и если будет стоять вопрос о том, что в этот мир из Великого Ничто сможет вернуться только кто-то один – потаскуха Месмерта или великий делатель Чемош, то пусть в него снизойдет она. Но если будет шанс вытащить сюда обоих – то ты должен будешь сделать то, что я у тебя прошу.

И этот туда же. Причем не скажу, что я этого ожидал, мне казалось, что его вполне устраивает независимость.

Надо отметить, что конкуренция возрастает, и количество почитателей богов, лоббирующих их интересы, тоже. Мессмерта, Чемош, Тиамат, Лилит – и за каждого кто-то да замолвил словцо. Плюс мой личный бог, Витар, о котором я даже не вспоминаю в последнее время. Кто еще? Вроде все. Но это только пока, не удивлюсь, если появятся и другие просители.

А ведь он меня, по сути, оставил без выбора, при этом соблюдая демократичность. Да, я могу сказать «нет», развернуться и уйти, доказав при этом самому себе, что я не бесхребетен, что у меня есть свое мнение, что я не плыву по течению и, наконец, – у меня есть мужские причиндалы. Могу. Но зачем? Сознательно усложнить себе же самому дорогу к цели, что, разумеется, мне нафиг не нужно? Какая мне разница – один бог сюда притащится, или их из Великого Ничто целый выводок выползет? Момент прихода богов – последнее, что я увижу в этой игре, поскольку после этого мои дела в ней закончатся. И что тут будет происходить дальше – мне безразлично.

Да, прямо сейчас меня опять используют, точнее, поскольку Сэмади не живой человек, а компьютерный персонаж, меня ставят в ситуацию выбора, чтобы посмотреть, что я предпочту – остаться независимым и самому влиять на ситуацию, правда при этом поставив себя в заведомо сложные условия, или же согласиться на то, что я залезаю в очередные игровые долги, которые непременно придется платить, зато за это мне откроется короткая и удобная дорога к цели.

Нет, кто-то другой на моем месте, кто-то, кто в своих мечтах видит себя супергероем, непременно крикнул что-нибудь вроде: «Нет, не бывать этому, леший меня побери сто одиннадцать с половиной раз!».

И устроил бы бунт, и пошел бы длинной и трудной дорогой, и преодолевал бы, и боролся бы, и…и…и…

Но не я. Почему? А зачем? Ну, вот просто вопрос – зачем? Практический смысл этого бунта и борьбы в чем? Борьба борьбы с борьбой? Ради нее же – борьбы? Вот условно прямой путь, вон в его финале приз в виде окончания этого самого пути – что мне еще желать? Белой птицы свободы? Так нет ее, этой свободы, нет вовсе. И не только в игре нет, ее вообще нет. Нигде.

Любой из нас связан тысячами и тысячами мелких, средних и толстых невидимых веревок, и чем старше мы становимся, тем больше становится и их. В какой-то момент веревки вообще перестают называться именно так, и обретают новое наименование – «путы». Причем заметим, в девяноста процентах случаев к ним можно добавить слово «добровольные». Просто потому, что ты их выбираешь сам.

Ты же сам себе выбираешь друзей? Женщин? Стезю? Образ жизни? Образ мысли? Сам. И сам потом тащишь за собой этот груз, поскольку все это обязывает тебя к определенным действиям, и в какой-то момент слово «могу» переходит в состояние «должен». Девушка забеременела? Женись. «Ты же мне друг, помоги», – и куда ты денешься? Помогай. Устроился на работу – соответствуй. И так день за днем, год за годом… Вроде бы мелочи, вроде бы ты в любой момент можешь распрямиться и сказать – «А пошли вы все, ухожу я от вас, уезжаю, улетаю, уплываю…». Можешь. Но не скажешь. А если и скажешь – то только зеркалу в ванной, когда вода шумит и тебя не слышно. Ну, может, добавишь еще: «Как же это все достало».

Вот это все и создает то, что называется «твоя жизнь». И никогда ты не станешь её менять, поскольку в ней все устоялось, в ней ты уже всего достиг, и сил на рывок из нее просто нет. И на то, чтобы создать новую жизнь, сил тоже нет – ты их уже израсходовал. Так что пошепчи у зеркала в ванной, натяни на лицо улыбку и живи дальше. Бери то, что доступно, живи так, как тебе удобно, и не рвись из всех жил – оно того не стоит. При жизни героев и гениев таковыми не считают, их считают безумцами, поскольку они всем мешают, а после смерти тебе уже будет все равно – помнят тебя или нет.

Так что, господа и дамы, вы можете идти длинной и кружной дорогой честных побед и благородных поражений, а я пойду короткой кривой лесной тропиночкой. И посмотрим потом, на финише, кто первым придет, при этом еще и с наименьшими потерями.

А если мои мысли кажутся кому-то крайне неприглядными и склизковатыми… Подойдите к зеркалу и посмотритесь в него – так ли я неправ? Или вы всегда и всем говорите правду, поступая, так как должно, смело и отважно двигаясь по жизни путем чести? Так в чем же наше отличие? Только в том, что я говорю об этом, а вы нет?