Вилли Петрицкий - Созвездие [антология]

Прибытие Спринглторпа, конечно, не ускользнуло от глаз авзонцев. Теплоход все же не рискнул приблизиться, но вот уже второй час подряд исходил неистовым ни на миг не умолкающим криком.

- Через месяц остров войдет в контакт с горной цепью, - продолжал Левкович. - Это если скорость движения не изменится. У нас тут нет единства взглядов. Я считаю, что скорость начнет убывать недели через две…

Внезапно желтоватую колонну пара на горизонте развалил на две части стремительно вздымающийся черный фонтан. Он рос, рос, и вот верхушка его сломалась, словно ткнулась в невидимый потолок и стала распространяться в стороны, ниспадая по клубящемуся ободу трепещущей черной вуалью. Вокруг фонтана один за другим явились на небе белые концентрические круги, и Спринглторп увидел: от горизонта к кораблю несется ослепительная серебряная полоса.

- Л-ложись! - отчаянно крикнуло ему в уши.

Танкер стал стремительно разворачиваться, все вокруг попадали на палубу, - он еще успел удивиться этому, - как вдруг воздух дрогнул, опора под ногами исчезла, его ударило со всех сторон, но резче всего в спину и затылок, и он мешком сполз вниз вдоль чего-то твердого. Не было грохота, не было, не было, но в ушах осталось что-то нечеловеческое, всеподавляющее. В носоглотке освободилось, он непроизвольно поднес руку к лицу и изумился, увидя, как легко и обильно бежит по ней алая кровь.

Перед глазами что-то замелькало, он словно взлетел. С отвращением, нежеланием, страхом. «Не хочу, - сказал он. - Не хочу». Но язык не послушался, губа не подчинились, и он стал жевать это слово, выплевывать изо рта. Оно не выходило, не отклеивалось, а перед глазами мелькали какие-то бессмысленные, бессвязные картинки: небо, черный фонтан, трап, люк, поручни, потолочные плафоны, дверь с красным крестом. Он понял, что этого не надо видеть, и покорно закрыл глаза.

Когда он их открыл, то увидел солнечный свет и лицо Памелы Дэвисон. Милое лицо, губы, глаза, брови и рыжеватые, словно искрящиеся волосы.

- Памела, вы? Как вы здесь очутились? - спросил он и не услышал собственного голоса.

- Здравствуйте, капитан, - немо заторопились губы Памелы.

- Я ничего не слышу, - пожаловался он. - Здорово меня трахнуло. Танкер в порядке?

- Да, - ответила Памела. - Все в порядке, капитан. Все в порядке.

- Я оглушен или ранен?

- Лежите. Лежите спокойно.

- А что? Так плохо?

- Нет-нет, но врачи говорят: вам нужен абсолютный покой. Еще несколько дней.

Врачи? Откуда здесь на танкере врачи? Или он не на танкере?

- Где мы?

- Мы с вами в Тулузе. В госпитале.

- Давно?

- Несколько дней. Дней? А как же там?

- Остров остановился?

- Останавливается. Там сейчас никого нет. Очень сильные сотрясения. Но он больше не тонет. Пока вместо вас Ангус. Он в Париже.

Как немного он может сказать и как много нужно сказать! Нельзя… чтобы там никого не было! Неужели они не понимают? Он долго лежал неподвижно и, ворочая слова, думал, как сказать, чтобы все поняли. Чтобы Памела поняла.

- Там подснежники цветут?

- Наверное, цветут, капитан.

- Видишь? Они там. Никуда не ушли. И мы должны так же. Кто-то должен. Кто-то должен там быть все время. Просто жить. Как подснежники. Понимаешь?

Она кивнула, и сердце его задохнулось от благодарности. Он попытался поднять руку и погладить ее волосы, но рука не послушалась.

- Я буду там жить, - упрямо сказал он. - Ты поедешь со мной?

- Да, - ответила она. - Да.

- Как же вы так? - укоризненно сказал он. - Не сообразили.

- Отдыхайте, капитан. Отдыхайте. Вам надо отдохнуть.

- Не хочу, - сказал он. Слово выговорилось. Оно все время давило на него, и вот наконец он совладал с ним. Словно тяжесть великую сбросил с плеч.

- Спите. Вам надо спать. Чтобы окрепнуть, вам надо спать.

Он подумал и решил, что Памела права.

- Хорошо, - сказал он и послушно закрыл глаза. И оказался на зеленом-зеленом лугу, на влажной весенней траве. Кругом цвели подснежники. Земля под ногами подрагивала тревожными ритмичными толчками. Он с ужасом ощутил это. Значит, ничто не кончилось! Значит, все продолжается! И вдруг он понял, что надо делать. Он опустился на колени и стал гладить, гладить землю ладонями, успокаивая, уговаривая, как когда-то маленького Джонни, когда тот, плача, сучил ножками в своей кроватке. Кто-то стоял рядом. Спринглторп поднял глаза и увидел, что это Джонни. Ну вот, наконец-то! Он же знал, он же знал, что Джонни тогда не погиб. Мотоцикл переломило, это было, было. Но все остальное - это неправда. Просто мальчику стало стыдно, так стыдно, и он убежал. И долго прятался. «Почему ты прятался, Джонни? Хорошо, хоть мать знала, где ты и как ты. Помоги мне, сынок. Делай, как я. Гладь землю, гладь. Она успокоится, она уже успокаивается - видишь? И все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо».

- Как? Ив?… Ты вернулся?

- Сомневаешься?

- Гм… Пожалуй. Но тем не менее рад. Дай обниму тебя, дружище. Хорошо отдохнул?

- Неплохо, только под конец надоело. Хотел сбежать - медики не пустили. Настояли, чтобы закончил профилактический курс.

- Здесь это не помешает.

- Что-нибудь новое, Риш?

- И нет, и да… С одной стороны - все по давно заведенному плану: квадрат за квадратом. А с другой - в одном квадратике, кажется, проклевывается сюрприз. Вилен объяснит, если вернешься к подводному поиску.

- А что еще?

- Особенно интересного - ничего. Текущие дела… Да, вот еще Одингва гоняется за каким-то куском стальной конструкции. Эту штуку уже дважды наблюдали со стационарных спутников. Вероятно, болталась в стороне от главных трасс, а теперь изменила орбиту. Решили уничтожить. Полетел Одингва, но пока ничего не может найти. Час назад я принял его очередное сообщение.

- Что это может быть?

- Скорее всего - фрагмент одной из первых орбитальных обсерваторий. Тогда еще не существовало инструкции У-эн-один.

- Прошлый век опять напомнил о себе.

- И будет напоминать снова и снова. Они запакостили весь ближний космос. Твердили о метеоритной угрозе, а сами задали работу нескольким поколениям. Ведем космический поиск более сорока лет - и все еще окрестности Земли не безопасны для навигации.

- А в наземных группах, Риш?

- Тоже ничего нового, но работы хватает.

- Как теперь с людьми?

- Откровенно говоря, неважно. Вилен подготовил очередное обращение к молодежи. Сюда по-прежнему не очень охотно идут. Далековато до переднего края науки. Хотя мы и называемся громко - КОВОС - существо дела от этого не изменилось. Были когда-то подметалы, дворники, мусорщики в городах. Собирали всякий хлам и сжигали на специальных свалках. Разве мы не занимаемся тем же самым? Изменился объем работы, методы, технология, а суть осталась.