Алексей Калугин - Игра на выживание

Аборигены радостно встретили гостей. А то, что Рикс, хотя и запинаясь, но все же мог объясняться на их языке, так и вовсе привело хутудов в восторг. Который при желании можно было бы и диким назвать. Хутуды прыгали, хлопали себя ладонями по бокам и при этом что есть мочи кричали: «Хутуд! Хутуд!» Когда же Рикс преподнес хутудам в подарок вечную зажигалку и показал, как ею пользоваться, аборигены уже и не знали, как еще выказать свое восхищение новыми друзьями.

В общем, встреча прошла по высшему разряду. Гости выяснили, что хутуды живут семьями, плавать не умеют, но очень любят плескаться в протекающей неподалеку мелкой речушке и являются убежденными вегетарианцами – из всех продуктов нерастительного происхождения хутуды делали исключение только для яиц, считавшихся у них деликатесом.

Так и было положено начало дружбе – долгой, интересной, полной многих взаимных открытий – между хутудами, людьми и роботами.

Кстати, отношение хутудов к роботам заслуживает отдельного упоминания. Если Рикса они принимали за странного, не похожего на остальных человека, то Чарли и Браво долгое время оставались для них загадками. Как только Рикс освоил язык хутудов, двое других роботов скопировали в свою память составленную им программу-переводчик. То, что предметы, мало напоминавшие живых существ, разговаривали на понятном им языке, первое время повергало хутудов в замешательство и смятение. Со временем они к этому привыкли. А может быть, просто смирились. Между собой они называли роботов словом «хатед», что в весьма приблизительном переводе Рикса означало что-то вроде «странный объект, заслуживающий внимания». Что подразумевали под этим словом сами хутуды, так и осталось загадкой.

Проанализировав образцы флоры и фауны, собранные по другую сторону скальной гряды, Игорь Ван-Страттон заявил однозначно:

– Эндемики!

– Что? – непонимающе переспросила Эль-Страд.

После посещения селения хутудов Стелла начала внимательно прислушиваться к тому, что говорил Игорь.

– Подавляющее большинство видов растений, что мы видели по ту сторону скал, не встречаются больше нигде на Делле. Ряд насекомых и мелких грызунов также не описаны в «Определителе». Я уж не говорю о самих хутудах. Все это позволяет мне сделать вывод, что мы имеем дело с замкнутой биологической системой, эндемичной для данной местности.

– Это хорошо или плохо? – после некоторого колебания решила все же уточнить Стелла.

– Это удивительно, – улыбнулся Игорь. – К сожалению, я плохо разбираюсь в геологии. Но, смею предположить, сквозная пещера за водопадом образовалась не так давно. Как ты понимаешь, я говорю «не так давно», имея в виду исторические периоды. – Стелла поспешно кивнула. – До этого котловина была полностью отрезана от внешнего мира. Именно поэтому там сохранились растения и животные, которых не встретишь больше нигде на Делле.

– А хутуды? Как они туда попали?

– Так же, как и все остальные. Популяция хутудов, обитающая в котловине, оказалась отрезанной от мира. Я беру на себя смелость предположить, что хутуды являются одной из тупиковых ветвей развития разумных человекообразных существ на Делле.

– То есть они дальние родственники малдуков?

– Скорее всего. На всей остальной территории хутуды не смогли конкурировать с другими гуманоидами и вымерли. В котловине же они оказались самыми высокоразвитыми существами.

– Интересно, до нас они когда-нибудь встречались с людьми? – задумчиво произнес Ли. – Хотя бы с теми же малдуками?

– Думаю, что нет, – покачал головой Ван-Страттон. – Рикс говорит, что в языке хутудов нет слова, определяющего понятие «человек». А вот малдуки хутудов, я полагаю, видели. Не знаю, за кого уж они их приняли – за мифических чудищ или за души далеких предков, – но именно встречей с хутудами можно объяснить то, что эти замечательные места на протяжении долгих лет остаются запретными для малдуков. Они не ходят сюда, опасаясь снова встретиться с напугавшими их однажды загадочными существами.

Рикс, в целом, готов был согласиться с выводами, сделанными Ван-Страттоном.

Чарли был абсолютно уверен в правоте Игоря.

А вот Браво…

Универкуху было не до хутудов – его беспокоили собственные проблемы.

Как оказалось, причиной нервозности Браво, отмеченной Риксом еще при первой их встрече после разлуки, была вовсе не санитарная обработка внутренних полостей, на которую он ссылался. И не зависание отдельных цепей, как предполагал Рикс. Все было гораздо ужаснее – универкух разучился готовить.

Да-да, именно так! Браво, как и прежде, помнил сотни, если не тысячи рецептов! Как и раньше, он мог все точно взвесить, отмерить, зажарить, замесить и вскипятить. Но он не мог использовать свои знания и навыки, потому что все те замечательные и полезные блюда, которыми он потчевал детей в поселковой школе, были приготовлены из пищевых концентратов. Увы, никогда прежде Браво не приходилось готовить из натуральных продуктов. Как выяснилось, он понятия не имел, что делать с ощипанной тушкой слепыря или выпотрошенной рыбиной. Видя все это, он приходил в панический ужас, после чего впадал в коматозное состояние, на языке роботов называющееся зависанием системы. Чтобы привести Браво в чувства, Риксу приходилось производить полную перезагрузку его позитронного мозга.

Сказать, что подобная ситуация тревожила Рикса, все равно что ничего не сказать. Как робот, Рикс прекрасно понимал состояние Браво. Для робота нет ничего ужаснее и трагичнее, чем осознать собственную несостоятельность. Весь смысл существования робота сводится к идее служения человеку. А о каком служении может идти речь, если робот сам понимает, что не может так же отлично, как прежде, исполнять свои непосредственные обязанности.

Ну, в самом деле, кому нужен универсальный кухонный агрегат, который не способен ничего приготовить? Пусть даже в этом нет его вины. Создатели модели «Браво В-12», надо думать, даже не предполагали, что их детищу придется работать в полевых условиях, используя для приготовления пищи полностью натуральные продукты, не прошедшие никакой предварительной обработки. Но не в правилах роботов искать оправдание собственному бессилию. Для робота существует единственное правило: если по каким-либо объективным причинам ты не в состоянии выполнять свои обязанности – скажи об этом хозяину. А уж человек решит, что с тобой делать – отправить на модернизацию или в лом.

Истории о трагических судьбах устаревших моделей пользуются среди роботов неизменной популярностью. Это своего рода фольклор роботов, о котором людям ничего не известно. Рикс слышал множество подобных историй, заканчивающихся одинаково – так жалостливо, что суставы начинало клинить. Обычно брошенный и никому не нужный робот устаревшей модели сам себя разбирал на запчасти, из которых потом какой-нибудь замечательный человек создавал новую, удивительную машину. Или – устаревший робот, дабы не обременять более своих хозяев, сам бросался под пресс. Или – сидя в дальнем углу сырого подвала, всеми забытый и никому не нужный, робот тихо и безропотно позволял ржавчине поедать свое тело.