Адам Вишневский-Снерг - Оазис (сборник)

— Но ведь эти никчемные утверждения подчиненных вовсе не дают оснований для такого отчаяния. Ведь имя Вашего Ученства записалось золотыми буквами на страницах книги, говорящей о систематичном уложении достоинства. Будет достаточно, если я напомню одну лишь мысль, изложенную уже на обложке великого произведения "Теория высших титулообладателей и практическое умения передвижения их же".

— Это всего лишь кирпич.

— Но ведь в погоне за этим кирпичом люди давятся в очередях, хотя тиражи просто сумасшедшие.

— Ты просто честный болван, если сам не можешь понять причины искусственно вызванного интереса к моей книжке. Молодые люди постоянно мучают библиотекарей и книгопродавцов лишь потому, что я лично включил ее в список обязательной литературы. Не я первый увеличиваю число ее читателей страхом перед экзаменами. Только куда это ты поперся?

Не зная цели нашей поездки, я уже несколько минут кружил по объездному кольцу у Восемнадцатой Аллеи.

— Особняк кардинала находится на Десятой Улице, — спокойно подсказал мне ректор. — Ты что, никогда не бывал со мной у его преосвященства?

— Никогда. В особняк Его Преосвященства Ваше Ученство всегда возил Адольф.

— Я всегда путаю ваши рожи. Сегодня мне нужен ты, потому что мы едем по очень важному делу, и ход встречи надо будет протоколировать, а ведь Адольфа, насколько тебе известно, из машины и собакой не выгонишь, такой он честолюбивый шофер. Кардинал наверняка уже пирует. Этот болван ни с кем словом не обмолвится, пока не впихнет себе в курдюк кучи разных вкусных вещей, закупленных за деньги, которые голодающие верующие оставили на пожертвования.

Я съехал с кольца и по Восемнадцатой Аллее, оставляя за собой целый ряд высоченных декораций, добрался до Десятой Улицы, где припарковал машину возле указанного ректором особняка. Имитацию кардинальского дворца можно было узнать издалека по чрезмерному изобилию кружевных украшений, которые художник-декоратор обляпал серебристыми и золотистыми красками. Гнездящийся в каждом уголке этого макета кич давал понятие о вкусе хозяина.

Подгоняемый любопытством, какое дело могло привести муляж ректора светского учебного заведения к манекену кройвенского кардинала, я вступил вслед за ректором в громадный ящик и в качестве секретаря занял место рядом с ним за обильно заставленным столом напротив чудовищно толстой куклы-кардинала.

Кресло поддельного прелата с трудом удерживало вес самой существенной — занимающейся перевариванием пищи — части его туши. В громадном брюхе имитации этого священнослужителя и вправду могли поместиться муляжи всех изысканных блюд, заталкиваемых дрожащими от возбуждениями протезами рук, которыми кардинал сносил с тарелок все новые и новые горы "хлеба нашего насущного".

За время первого часа пиршества ректору ни разу не удалось отвлечь внимания кардинала от искусственных блюд, беспрерывно вносимых в ящик, где мы находились, одетыми в бумажные ливреи лакеями. На любые зацепки фальшивого Его Ученства ненастоящее Его Преосвященство отвечало только лишь усиленной гастрономической деятельностью.

В половину третьего кардинал подал ректору руку для поцелуя, и это означало, что Его Преосвященство уже спускается с небес на землю, чтобы во время перерыва между пирами более милостиво глянуть на серые будничные проблемы. Я немедленно приступил к ведению протокола.

Поначалу стороны обменялись взглядами на целостный вопрос отношений между наукой и церковью и без всяческих дискуссий сошлись в том, что первая сторона посылает вторую сторону именно туда, куда вторая посылает первую, и где темней, чем у негра в желудке. Но — и это "но" в протоколе мне было приказано подчеркнуть — перед лицом общего врага, каким и для ученых в писании, и для священнослужителей является уличный пророк, стороны обязаны объединиться, чтобы действенно обвинить Блеклого Джека перед лицом генерального прокурора Кройвена.

Затем кардинал выразил свое удовлетворение по поводу отсутствия в городе губернатора, утверждая, что административной власти, сконцентрированной в руках генерального прокурора, должно быть достаточно для реализации целей, уже давно указанных духовенством при помощи ученых активистов. Последние слова прелата были реверансом в сторону ректора, посему, после принятия тезиса, что зараженного безумными мыслями Блеклого Джека следует изолировать от общества, а когда пришло время дальнейших предложений по процедурным вопросам, Его Ученость — оценив жест хозяина предложил, чтобы ведущую роль в процессе над пророком приняло на себя духовенство, поскольку представители науки отличаются легкомысленным отношением к тем идейным противникам, к которым церковь всегда относилась со свойственной ей нетерпимостью.

Объявленный ректором проект был выставлен на голосование, и кардинал его единогласно принял. Его Преосвященство при этом заметило, что среди учеников, сопровождающих бунтовщика, духовенство уже имеет одного подкупленного человека. Тогда ректор обратил внимание кардинала на одну весьма серьезную опасность.

— Ходят слухи, — сказал он, — будто два ученика пророка и двое из его слушателей (помимо дюжины самых активных фанатиков) носятся с намерением написания Нового Завета. В этом документе очевидцы происходящего должны будут передать будущим поколениям всю правду о жизни и смерти Режиссера мира. Поскольку церковь не сможет изолировать и перебить всех сторонников нового проповедника, следовало бы, по меньшей мере, отыскать четверку будущих евангелистов и вместе с вдохновителем грозного движения бросить их в тюрьму.

Выслушав это замечание, кардинал расхохотался во всю глотку. Его веселье было вызвано двумя причинами, и потому он хихикал с удвоенной силой.

— Во-первых, — воскликнул он с ораторским задором, — кто тут говорит о тюремном заключении? А во-вторых, нет никаких оснований этих евангелистов опасаться.

— Так о чем же мы тут говорим, если не о потребности немедленной изоляции этих людей? — обеспокоился ректор.

— Мы говорим о необходимости исполнения смертного приговора над главным врагом церкви, — объяснил кардинал.

— А разве недостаточно ли будет, чтобы его осудили на пожизненное заключение?

— Этого будет мало, поскольку из-за тюремных стен узурпатор мог бы и дальше рассеивать свои отравленные зерна. Только лишь высшая мера могла бы выявить абсолютное бессилие этого якобы-мессии, что скомпрометирует его в глазах прежних почитателей.

— Но ведь мы не осуществляем собственные цели с помощью методов, типичных для духовенства, милосердие которого, вечно подчеркиваемое в программах, нашло свое выражение в многочисленнейших проявлениях бессмысленной жестокости и кровавого террора.