Адам Вишневский-Снерг - Оазис (сборник)

По дороге в моих мыслях вопили, словно пытаемые чудища, два сцепившихся друг с другом слова: "Вес потолка". Они парализовали всю мою нервную систему до такой степени, что, вместо того, чтобы плыть прямо, я наматывал огромные круги. Подобного рода настырность, докучливая и в нормальных условиях, сейчас доводила меня до безумия. Бессильное относительно нее подсознание в инстинкте самозащиты пыталось сбросить ее с помощью различных уловок. В конце концов, оно смягчило ее сухой формулировкой: "Вес потолка? Но ведь вес потолка — это всего лишь произведение его массы на земное ускорение свободного падения".

Вот эта последняя мысль пронзила меня словно молния. Я развернулся на месте. Изо всех сил разгребая воздушные массы на обратном пути, я размышлял все более горячечно:

В самом паршивом случае могло случиться, что масса всего потолочного перекрытия составляла тысячу тонн. Тогда та же самая величина — измеренная моей меркой инерции — составляла бы здесь десять миллионов тонн. Головокружительное число — это правда. Но ведь, благодаря необычному замедлению времени, ускорение свободного падения — что уже не раз доходило до меня — здесь было в сто миллионов раз меньшим по сравнению с той же величиной в подземном убежище. Произведение обеих величин давало ничтожный относительно — вес: сто килограммов силы. И еще парадоксальный вывод: я мог удержать весь потолок (не поднять, а только удержать на месте), толкая с силой всего лишь в сто килограммов, даже и на собственной спине!

Я начал искать наиболее подходящую точку для подпоры и сразу же заметил гранитный постамент у края крыши на противоположной от двух целых колонн стороне. Его вершина была плоско срезана и дополнительно усилена металлической крышкой. От падающего потолочного перекрытия его делило расстояние где-то метра в полтора. Оба края — крыши лифтовой шахты и постамента, если оставить их собственной судьбе, разминулись бы на несколько сантиметров. Я поднялся туда. Возбужденный возможностью спасения статуй, я совершенно позабыл про еще одну трудность: мне было просто невозможно торчать под потолком в течение десятков часов.

В руках у меня был единственный предмет, который прекрасно мог выручить меня: длинный ствол излучателя. Им я и подпер перекрытие. В мире статуй сталь, перенесенная из убежища, была тверже самого крепкого алмаза. Люди были спасены. Но, втискивая концы ствола между краями сближающихся масс, я одновременно лишал себя единственного оружия, с помощью которого мог полностью уничтожить свое собственное тело. Ради личных целей Механизм был способен оживить даже мертвые и поврежденные мозги, так что огнестрельное оружие не давало гарантий абсолютного уничтожения. И я вытащил излучатель.

Ничего не видя, я глядел вниз — на ленты эскалаторов, на которых к лифтам спускалась окаменевшая толпа. Я очутился перед неразрешимой дилеммой, поскольку после собственной смерти никак не мог поместить излучатель на предыдущее место. Так что: я или они?

И внезапно я увидал лицо Ины. Она стояла на третьем эскалаторе; повернувшись ко мне профилем, она глядела вниз. Какое-то мгновение мне казалось, будто все это мне снится. Я был настолько разбит внутренне, что видение далекого прошлого принял за явный знак воскрешения. Ожидание затянулось еще на несколько секунд. Хотя я мог подплыть к ней, коснуться ее и ожидать, когда она повернет ко мне лицо, нас разделяла непреодолимая пропасть, которую не было в состоянии убрать никакое чудо. Я прибыл сюда из иного мира — она же принадлежала городу. Присутствие девушки в шахте, которой грозила катастрофа, потрясло мною намного сильнее всего того, что уже произошло, и дало новую пищу для размышлений. Я осознал, что сложное решение, с принятием которого я колебался до последнего, было принято гораздо раньше — можно сказать, еще девять месяцев назад. Ведь тогда Ина наверняка спаслась; в противном случае, она не могла бы жить рядом со мной в убежище. И я знал, почему она спаслась.

Я сунул излучатель на место — под крышу, и в абсолютной темноте, оживленной всего лишь одним ориентационным знаком: светящимся прямоугольником над камерой скелетов, направился в комнату теней за досками от разбитого топчана. Ствол излучателя был только временной мерой: его концы уже втискивались в мягкую сталь потолочного перекрытия и постамента; следовало сконструировать что-то покрепче.

Меня взяли без всякой драки.

Я лежал на полу, связанный толстой веревкой, которой меня молниеносно затянули четверо неизвестных мне мужчин. Меня обезоружили в тот самый момент, когда, совершенно позабыв о повороте вертикали на границе миров, я выпал из зеркала головой вниз — прямиком им в руки. Меня молча схватили с четырех сторон, за руки и за ноги, еще до того, как я успел сделать хотя бы один выстрел.

Нападавшие появились в комнате теней с готовым планом. Затянув последний узел у меня на спине, они перенесли из угла заранее приготовленную мощную решетку и установили ее перед зеркалом. Раздалась канонада выстрелов. Решетку прикрепили к стенке парой десятков толстых дюбелей. Выстреливаемые из специальных пистолетов стальные гвозди, глубоко проникая в стену, прижали решетку к краям серебристого прямоугольника. Таким образом, проход в окаменевший город был окончательно закрыт. Мое замечание про заваливающуюся шахту осталось без ответа. В тот самый момент, когда двое мужчин занимались закреплением решетки, двое других занесли железную дверь. Ее подвесили на усиленных петлях вместо старой, деревянной. По ходу этой операции в коридоре появилась группа уже известных мне роботов. Со своего места на полу я узнал Гонеда, Алина, Сента и хозяина брюк, что были на мне — Людовика Вайса.

Последний обратился к Гонеду:

— Паршивых овец следует изолировать от здоровых экземпляров.

— А чем же мы как раз занимаемся? — удивился полковник. — Оба арестантских помещения уже переполнены. Возникает срочная необходимость в новом.

— Я не то хотел сказать, — оскорбленным тоном заявил Вайс. Во время чрезвычайного положения единственной разумной изоляцией является ликвидация. Сумасшедший или бандит — одинаковое бремя для истинных людей, которого нам нет смысла тащить за собой.

— В вас говорит ментальность охранника. Для этих дел существует суд присяжных, чтобы принимать решение о чей-либо вине или ответственности. Понятное дело, что он будет наказан. Но поначалу следует выявить мотивы действий. Мы должны руководствоваться чувством справедливости. Этот человек психически болен.

— Все это лишь фразы!

— Только без дискуссий! Порейра будет ждать приговора только лишь потому, что я терпеть не могу бардака.