Адам Вишневский-Снерг - Оазис (сборник)

Мне хотелось разрядить напряжение невыносимой ситуации трагикомическим тоном, только это был голос вопиющего в пустыне. Они ожидали его с самого начала и удивлялись лишь тому, что я отозвался так поздно.

Коорец с Раниэлем молчали. Каждый самостоятельно вгрызался в призрак предназначенного лично ему ада; возможно, они пытались представить, что означает специальная цель, ради которой Механизм их зарезервировал. Раниэль мимолетно глянул на меня. Наверняка он думал о коварстве моего характера, которое я проявил, хитростью закрыв его на складе. Коорец сполз с топчана и встал надо мной.

— Четыре, — произнес он. Затем посчитал на пальцах. — Нет! Даже пять каталажек.

И он расхохотался во все горло.

— А ну тихо там! — крикнул Алин и грохнул кулаком в железную дверь. Давай, Сент, тасуй.

— В карты играют, — тут же, ни к селу, ни к городу, заметил Раниэль. И Сет сдает...

Зато Коорец буровил вполне осмысленно:

— Каталажка в каталажке... и все запаковано в третью, посреди еще большей тюряги, да и та сама тоже в каталажке — так что всего пять.

— Что с вами случилось? — сочувственно спросил я у него.

— Ну да, тюрьма в пятой степени, — ответил тот вполне осознанно. — Сами можете развлечения ради пересчитать: веревка, словно на окороке, и арестантская без выхода — это две первые каталажки, одна в другой. Потом стены третьей камеры-каталажки — сегмента, напичканного автоматами и отрезанного переборками от остальных сегментов. Кожух всего убежища, из которого мы не можем выбраться уже девять месяцев — это граница тюряги номер четыре. И все хором запаковано в пятую каталажку — в ракету.

Он истерически захихикал.

— Живот надрываю, как на вас гляну, — продолжил он, отсмеявшись. Можете представить более безнадежную ситуацию? А кто дал себя обмотать? Окорок обвязанный!

Он начал пританцовывать на одной ноге и до тех пор распевал: "Окорок! Колбаса болонская!", пока Алин не приоткрыл окошечко в двери и не выстрелил в стену рядом с Коорецом. Только тогда тот успокоился. Поначалу я считал, что с висельным юмором он иронизирует над моим положением, чтобы рассмешить нас всех шуткой, будто ситуация их двоих на одну ступеньку менее безнадежная, чем моя. Только теперь уже явно было видно, что у него произошел нервный срыв. Раниэль выскочил из ванной и вылил Коорецу на голову ведро воды. Поступил так он довольно неуместно, как человек, которого вывели из состояния равновесия. Если же они разыгрывали передо мной заранее подготовленную комедию — то в актерстве своем они были просто гениальны. Тел этой пары я в зеркальном зале не замечал, только это, собственно, ни о чем еще не свидетельствовало, ведь они могли лежать в каком-то глубинном слое, точно так же, как и мое собственное. Или меня закрыли с двумя роботами, чтобы создать условия для последнего экзамена?

— Никогда не следует терять надежды, — бросил я наивное замечание.

— А как же, — подхватил нить Раниэль. — Ну вы и весельчак. В качестве автомата-убийцы вы завтра попадете в безопасный уют кладбищенского резервуара, нас же перед окончательной смертью будет ждать масса невысказанных телесных и психических наслаждений под скальпелем космического исследователя.

Коорец обнюхал дверь, затем промаршировал назад к решетке, под ртутное зеркало, где в очередной раз задумался над достойной сожаления толщиной прутьев и крюков. Оттуда он обратился к Раниэлю:

— Я слышал, что Гонед забрал с собой ключи от двери. Следовательно, эти двое, — тут он снизил голос, — даже если бы нам удалось их подкупить, нам никак не помогут.

— У меня целая связка, — с надеждой шепнул я. Одновременно мне вспомнилось, что Сент стреляет быстро и необыкновенно метко.

— Я знаю, что она у вас, — склонился надо мной Раниэль. — Я осмотрел их еще пару дней назад в комнате Вайса, когда лежал рядом с вами на кровати. Он вытащил ключи у меня из кармана, внимательно изучил их, глянул на дверь и выругался. — Естественно, совершенно другая система. Номер не проходит. После этого он снял с кольца один из ключей. — Семерка! Если бы вчера он у меня только был! Этой цацкой можно было бы открыть лаз в ремонтный шлюз крота. Вчера его спустили на наш уровень. Теперь у них имеется растворитель, чтобы удалить слой живого стекла, которое под влиянием света быстро растет из зародышей серебряной пыли. Перед стартом все приборы и передачи были залиты им, а теперь машина готова к дороге. Совершенно случайно я узнал, что им собираются воспользоваться завтра. С его помощью явно хотят пробить тонкий слой почвы, окружающей убежище, чтобы попасть в командный пункт ракеты. Не знаю, на кой ляд они лезут туда, раз звездолетом управляет головной автомат, а они здесь исполняют роль всего лишь примитивной прислуги. А вот нам крот мог бы спасти жизнь. Мы могли бы включить холостой ход и на роликах по туннелю могли бы подняться в верхнюю стартовую камеру, то есть, в соседний сегмент, где свободно живут остальные люди. Другой дороги туда нет, поскольку охранники наших переборок даже под самыми страшными пытками не выдали бы тайны цифровых комбинаций нумераторов. Они у нас герои: прекрасно понимают, чем заключается их обязанность и святая цель.

Коорец с ненавистью глянул на дверь.

— Хватит уже бредней, — разозлился он. — Вы все выше витаете в облаках, а вот железо придется грызть собственными зубами.

— Вы бы хоть меня развязали, — напомнил я.

— Правильно.

Раниэль присел рядом со мной.

— Оставьте его! — воспротивился Коорец. — Кому какое-дело до сломанной дрели. Он нас отсюда не вытащит. Так что пусть повоет.

— В данный момент... кем бы... он ни был, — бормотал Раниэль, уцепившись зубами за первый узел, — это живое существо... которое страдает.

— Отойди от него, а то позову Сента!

Раниэль поднялся и с презрением поглядел на Коореца. В конце концов, махнул рукой и вернулся на топчан. Коорец, стоя у двери, грозно следил за ним. Я же отвернул голову к стене, чтобы хотя бы не видеть этой гнусной рожи. Мне хотелось спросить, какую выгоду принесло ему бриллиантовое колье, которое он своровал в городе, чего достиг благодаря сговору с Уневорисом-Роботом против Ины, но до меня вовремя дошло, что беседа с ним не имела бы никакого смысла: это была самая настоящая скотина в человеческом теле; именно потому Механизм и не стал превращать его в машину.

Прошел еще час. Я размышлял о лифтовой шахте, которой угрожала катастрофа, и о холодном укрытии Ины, погруженном во мраке ртутной ночи, что со всех сторон окружала ее мертвое тело. Наверняка ли бы выбрала она смерть, как выбрал ее я, вместо имитации жизни в когтях механизма? Призрак этого горького вопроса мучил меня словно зубная боль. Я попытался подумать о чем-нибудь другом.