Александр Богданов - А. Богданов : Красная звезда. Инженер Мэнни • Б. Лавренёв : Крушение республики Итль

— Ну конечно! Когда черти начинают ездить верхом, нельзя ждать ничего хорошего!

Было бы большой несправедливостью, если бы мы занялись исключительно героями, поставленными случаем в центр событий романа, и забыли о тех, которые являлись его зачинателями и сошли со сцены только по капризу неумолимого рока.

Тем более что они обладают в достаточной мере всеми человеческими качествами, заслуживающими уважения и внимания.

Президент Аткин был счастлив. Милостивое разрешение короля Максимилиана соединило его с верной подругой, не побоявшейся разделить с достойным гражданином позор и страдания заключения и тем самым доказавшей, что преданные и любящие сердца не исчезли и в век просвещенного материализма.

Софи повесила на окна президентской камеры привезенные с собой тюлевые занавески, поместила в угол клетку с канарейкой, а на вышитой ею собственноручно бархатной подушке лежала любимая левретка бывшего главы республики.

Благодаря заботам Софи камера приобрела настолько изысканный и даже несколько утонченный уют, что смотритель тюремного замка ежевечерне приходил пить чай в обществе господина Аткина и его возлюбленной и, слушая веселый щебет канарейки, погружался в воспоминания о добрых старых временах, когда люди даже не смели произносить слова «республика», а измена супружескому долгу каралась извержением виновных из общества.

Низложенный президент сочувственно кивал головой и, прощаясь со смотрителем, подолгу жал старческую руку, утверждая, что и он считает это незабвенное время наилучшим и верит в его восстановление.

Единственное, что беспокоило президента в его гнездышке, было смутное опасение за свою судьбу. Господин Аткин был человеком зоркого и дальновидного ума.

И он, открывая каждым утром окно камеры и вдыхая обаятельную свежесть морского ветерка, улавливал в нем запахи надвигающейся грозы.

Он чувствовал настоятельную необходимость покинуть эту неблагодарную страну, которая не оценила положенных для ее благосостояния и счастья трудов, и с волнением следил, как скользили по волнам залива косые паруса и вились дымки из труб уходящих судов.

Он желал всей душой одного — забыть этот хотя и прелестный, но непрочный уголок. За будущее он был спокоен.

Пачки наутилийской валюты — память о нефтяном деле — хранились в надежном месте, и, получив свободу, президент мог бы немедленно оставить несчастный берег, который не ведал благодарности и уважения к гражданским доблестям, чтобы в другом месте вести спокойную жизнь, полную счастья и безмятежных наслаждений.

Правда, его несколько тревожила возможность встречи с госпожою Аткин, которая оставалась на свободе, но, будучи опытным политиком, он надеялся обмануть ее бдительность и предоставить несчастную ее судьбе, как некогда Тезей спящую Ариадну.

Президент и не предполагал, что оставленная им супруга не нашла возможным последовать примеру другой героини прошедших веков, Пенелопы, и тоже зажгла алтарь семейного» благополучия в доме министра общественных удовольствий старого Баста.

Сплетники уверяли, впрочем, что Антонием Бастом в этом случае руководило вовсе не священное чувство любви, а извращенная страсть к противоестественным сочетаниям, ибо вид этой пары — невероятная худоба госпожи Аткин и такая же беспредельная толщина Баста — вызывал приступы искреннего веселья у беззаботных граждан столицы, и, таким образом, министр общественных удовольствий даже своей личной жизнью выполнял доверенную ему правительством миссию.

Но президенту это обстоятельство не было известно, ибо, несмотря на полный комфорт, предоставленный ему в тюремном замке, сношения с внешним миром были ему строжайше запрещены.

Он обращался к благородству короля Максимилиана и просил дать ему возможность удалиться из пределов Итля навсегда, но обращения эти не пошли дальше кабинета Косты, который спокойно клал их под сукно.

И господин Аткин начинал волноваться.

Помощь и спасение пришли неожиданно извне.

В тот самый вечер, в который страна впервые узнала, что по ее дорогам ездят верхом черти, господин Аткин, как всегда, принял визит смотрителя и лег спать с успокоенной душой, вкусив обычную сладость ласк своей подруги.

Но в час ночи он был разбужен необычным шумом в коридоре.

В смертельном страхе лучший гражданин павшей республики вскочил с перины и растолкал безмятежно спящую Софи.

— Софи!.. Софи!.. Вставайте же!.. вставайте!.. Вы слышите?

Разбуженная сердито зевнула.

— В чем дело? Почему вы меня будите? Что вам приснилось?

Господин Аткин дрожал всем телом, как кролик под ножом повара.

Он ухватился в отчаянии за пышные округлости подруги.

— Прислушайтесь же!

Софи привстала на постели. По коридору грохотали приближающиеся шаги. Звенели шпоры, стучали приклады.

Господин Аткин продолжал сжимать тело Софи.

— Это за мной! О боже! Они хотят расстрелять меня, как мексиканского императора в Кверетаро. Я не хочу!.. я не хочу! Софи, спасите меня!

— Вы с ума сошли? — крикнула Софи, отталкивая его, — пустите, вы совершенно раздавили мне грудь! Нельзя же быть таким идиотом! И почему вы думаете, что вас хотят расстрелять?

Господин Аткин выпустил из пальцев спасительную теплоту и внезапно вскочил с постели.

— Вы тоже предаете меня, — сказал он с упреком, — хорошо! Пусть они идут! Я сумею умереть, как умер Юлий Цезарь!

Он вытянулся во весь рост, закутавшись в простыню, откинув голову и скрестив руки на груди, не замечая, что левая нога его попала в сосуд, стоящий у кровати.

В замке щелкнул ключ, дверь распахнулась, и в свете фонарей на пороге показался человек, окруженный солдатами.

— Господин Аткин, — позвал он, всматриваясь в темноту.

В камере было тихо.

— Господин Аткин, — повторил он.

Софи протянула руку и крепко ущипнула неподвижную статую в простыне.

— Да отвечайте же, наконец! Что вы, оглохли?

Статуя шевельнулась, и в камере прозвучал срывающийся и визгливый голос:

— Солдаты! Вы пришли исполнить приказ? Я готов! Расскажите детям, как умер человек, любивший отечество и демократию.

Стоявший на пороге громко засмеялся.

— Господин Аткин, — сказал он в третий раз, — выходите! Вы свободны!

Господин Аткин рванулся вперед, как ядро, выброшенное катапультой. Подброшенный его ногой сосуд с треском разлетелся об стену.

— Что? Что вы говорите? — крикнул он, хватая неизвестного за руки.

— Я говорю, что вы свободны, — ответил освободитель под хохот солдат.

— Кто вы?

— Неужели вы не узнаете меня? Я баронет Осборн. Но поспешите. У нас мало времени. Быстрей!

Господин Аткин повис на шее баронета со слезами радости. Потом он ухватил его за руку и подтащил к постели.