Александр Богданов - А. Богданов : Красная звезда. Инженер Мэнни • Б. Лавренёв : Крушение республики Итль

Фрэди, внимательно смотревший за ужином на подругу президента, проводил Лолу в ее каюту и, вернувшись, предложил указать господину Аткину его помещение.

Сопровождая его по коридору, он продел руку под локоток Софи и, нежно прижав его, шепнул:

— Вы мне безумно нравитесь! Я жажду вас! Могу ли я надеяться?

Софи испуганно взглянула на него.

— Баронет Осборн, — шепнула она, — ведь у вас невеста?

— Какие пустяки! — ответил Фрэди, — всему свое время! Решайтесь!

Софи освободила свою руку.

— Вы дерзкий мальчишка, — шепнула она на пороге каюты, — и заслуживаете презрения… который номер вашей каюты?

Дежурный радиотелеграфист под утро уснул в кабинке. Голова его в рыжеватых завитках упала на лакированный столик, на котором валялись в изобилии апельсинные корки от вчерашнего десерта радиотелеграфиста.

В розоватом свете лампочки под бумажным колпаком волосы его казались такими же оранжевыми, как корки, запутавшиеся в них.

Металлическая дуга наголовья сползла набок, и телефонная раковина висела на одном ухе.

Радиотелеграфист с вечера прослушал концерты и лекции на всех языках, после полуночи долго ловил какие-то непонятные свисты и вопли, несшиеся из неведомых пустынь вселенной, отправил в Атлантический океан крепкое ругательство и, зевнув, предался сну. В эту ночь больше не предвиделось ничего интересного.

В открытый иллюминатор каюты доносилось шелковое плескание волны, и каждые полчаса стенные часы вызванивали такты торжественного гимна «Боже, храни короля», ибо радиотелеграфист состоял в службе его величества Гонория XIX и находился на борту «Беззастенчивого».

Около трех часов ночи в телефоне, прижатом к уху спящего, заворковало и забулькало. Таинственный голос кричал из него в ухо телеграфиста. Он заворочался, промычал и вдруг быстро поднял голову, уже покорный долгу и внимательный, как будто сон и не прикасался к нему.

Он положил пальцы на эбонитовые шишечки конденсаторов и повертел их. Голос, звучавший из ниоткуда, стал ясным. Длинные и короткие скрипы, перемежаясь, начали складываться в слова.

Телеграфист расшифровал сигнал, призывающий к вниманию, и, нажав отправной рычажок, ответил: «Алло! «Беззастенчивый». Слушаю вас».

Мембрана коротко скрипнула ехидным, как будто смеющимся, скрипом и на секунду смолкла. Телеграфист придвинул блокнот и сжал пальцами карандаш.

На новый скрип рука его ответила скачущей беготней по блокноту, но после первых же строк, легших на бумагу, он подскочил на месте и выронил карандаш из пальцев.

Откинувшись на полукруглую спинку стула, он беспомощно замигал светлыми глазами, с недоумением поглядел на исписанный листок и решительно нажал снова рычаг отправления.

Высоко вверху, на кончике ажурной мачты флагманского дредноута, антенна прошелестела голубоватыми искрами. Искры ушли в пространство, сложившись в тревожные слова: «Повторите, я не понимаю, повторите, повторите».

Но пространство ответило просто: «Вы поняли, как надо. Слушайте до конца».

Радиотелеграфист пожал плечами и обратился в безвольный слуховой аппарат.

Но по мере того, как блокнот заполнялся словами, брови принимающего поднимались все выше и изгибались все острее.

И когда утих последний звук, радиотелеграфист стащил с головы прибор, как будто он грозил раздавить ему череп, и вскочил со стула, держа в руках запись.

— Однако же, — сказал он вслух, — я думаю, что такой радиограммы он не получал со дня рождения. Что, они с ума сошли?

Он отошел к двери и нажал кнопку звонка. Вестовой вырос в ней, бесшумный, как тень отца Гамлета.

— Разбудите тотчас же лейтенанта Уимбли и попросите его срочно прийти сюда, — приказал радиотелеграфист и уселся переписывать начисто принятую радиограмму.

Лейтенант Уимбли, старший радиотелеграфный офицер «Беззастенчивого», появился в кабинке не слишком скоро. При входе он зажмурился от яркого света и запахнул лиловую ночную пижаму.

— В чем дело, Дик? Ради какого землетрясения вы подняли меня с постели? — полусмешливо, полусердито спросил он.

— Простите, сэр, но я не стал бы тревожить вас из-за такой мелочи, как землетрясение.

— Тогда что же? Война?

— Нет, сэр!

— Биржевая паника?

— Нет!

— Что же случилось, черт возьми? Да не тяните же!

— Прочтите сами, сэр, — ответил радиотелеграфист, подавая листок.

Лейтенант Уимбли взглянул на карандашные каракули и через минуту уставился в лицо подчиненного с необычайным выражением.

— Вы напились перед дежурством, — сказал он холодно, — вы знаете, как карается такой поступок, когда эскадра находится на боевом положении?

— Сэр, я непьющий и член Лиги по борьбе с алкоголем, — отозвался спокойно телеграфист.

— Дыхните мне в лицо, — приказал лейтенант. — Странно… не пахнет. Откуда вы приняли ее?

— С берега, сэр. Я сначала не поверил глазам, дал сигнал повторения. Повторили то же, слово в слово. Я думаю, сэр…

— Вам ничего не нужно думать, Дик, — прервал внезапно лейтенант Уимбли, — я думаю, что гораздо безопасней для вас будет совершенно забыть этот текст. Дайте-ка мне черновик.

Он спрятал черновик в карман и дополнил:

— Если хоть одна живая душа узнает содержание, вы будете сидеть в подводном карцере не меньше месяца.

И с этим обнадеживающим предупреждением лейтенант Уимбли покинул кабинку.

Радиотелеграфист уныло посмотрел ему вслед, подошел к аппарату, постоял и дал позывные Эйфелевой башне. Получив ответ, он хихикнул и простучал в эфир: «Чтоб вам подохнуть, жабоеды проклятые».

Лейтенант же Уимбли, не теряя времени, отправился на корму и разбудил флаг-офицера сэра Чарльза.

Оба офицера внимательно проштудировали еще раз злополучный квадратик бумаги, и флаг-офицер нерешительно промямлил:

— Н-не знаю… Я даже боюсь идти к нему с такой штукой.

— Вздор! — сказал решительно лейтенант Уимбли, — вы должны это сделать. Если мы не передадим ему сейчас, он все равно получит вторую, и вам же влетит за сокрытие. Не дурите, дорогой мой. Я подожду вас здесь.

Флаг-офицер вздохнул и заплетающимися шагами направился к каюте лорда Орпингтона. Он трижды стучал в дверь, с каждым разом все громче и настойчивее, пока не услыхал разгневанный сонный голос сэра Чарльза, спрашивающий, почему его будят в такой нелепый час.

— Необыкновенная радиограмма, сэр Чарльз, — поперхнувшись, ответил офицер.

— Что же, вы не могли подождать с ней до утра? — спросил великий полководец, представ перед подчиненным в одной рубашке.

— Она… она слишком необычайна, сэр, — теряя последние остатки хладнокровия, сказал перепуганный офицер, входя в каюту.

— Ну, что же, читайте, — приказал сэр Чарльз, закуривая папиросу.