Михаил Анчаров - Сода-солнце. Повести

- Истинно говорю вам! Причина восстания - грех, причина греха - пьесы. Когда благовест созывает к проповеди - трубы зовут на представление! Сатана уловил в сети самого графа Эссекса и толкнул его на безбожное восстание! И вот теперь он казнен, а мы терпим поражения от еретиков ирландцев! Причина войны - грех, причина греха - пьесы! Опасны театры, и актеры - лишний сорт людей! Идем и разрушим пристанище нечестивых! - кричит проповедник и сходит с помоста, и толпа с ревом идет за ним по улице.

…Рев толпы в театре «Глобус», где на подмостках идет пьеса в стихах и люди ревом встречают слова актеров.

- Как называется пьеса? - спрашивает опоздавший.

Ему не отвечают.

- Кто автор?

- Заткнись, слушай!.. Не мешай смотреть…

- Но-но, - угрожающе говорит опоздавший. Но его за шиворот отодвигает грязная рука, и он, оглянувшись назад, понимает, что лучше стоять молча.

…За занавеской стоят актеры, ожидают выхода и смотрят в щелку.

- Хорошо идет, - говорит один, слыша то мгновенный рев, то такую же мгновенную тишину. - Театр набит до отказа. Вилли всегда делает сборы.

- Бедняга, - говорит другой. - Жаль, что он уезжает в свой паршивый Стретфорд, к своей паршивой жене, к своим паршивым братьям…

- Куда он девался, Бербедж?

- К нему пришла женщина.

И все услышали крики подошедшей толпы.

- Долой нечестивых! - кричит одутловатый проповедник, и толпа вторит ему. Но нестройно. Так как толпа в театре ощетинивается дубинами и ножами.

- Долой нечестивых! - одиноко кричит одутловатый. Потом кто-то из подошедших спрашивает:

- А что у вас показывают?

- Трагедию, - кричат из театра. - О несчастном принце Датском и его беспутной матери, которая его загубила!.. Сочинение Вильяма Шекспира.

И толпа на улице начинает редеть, не обращая внимания на проповедника. Представление продолжается.

- Не могу больше… уйдем… - говорит Елизавета.

- Уйдем, - отвечает Шекспир. И они выходят из театра. Туман.

- Странно все это, - говорит Шекспир.

- Что, Вилли?

- Я приехал в Лондон и попал в клоаку на самое дно. Конечно, мне там не понравилось. Потом пошли мои пьесы, и их презирали образованные люди. Но я все-таки поднялся наверх. Наверху я встретил тебя. Остальное мне тоже не понравилось. И вдруг однажды я понял, что такому, как я, нельзя быть внизу и нельзя быть наверху. Нужно быть знаешь где?

- Где?

- Впереди… Мы идем по страшной дороге, и нужно быть впереди. Это трудней всего, но что же делать?… Между прочим, я когда-то полагал, что ненавижу людей… выяснилось, что я их люблю, - сказал Шекспир и засмеялся.

- Не надо, Вилли… Почему ты смеешься?

- Потому что мне плакать хочется… Ведь мы расстаемся с тобой, Элиз?

- Откуда ты это знаешь?

- Я сразу понял, девочка… Ты за этим пришла.

- Я не могу иначе, - сказала она. - Ты знаешь, какое сейчас время… Хаос… Я не хочу в нем участвовать.

- Время Хаоса… Все узы, связующие людей, разорвались… Жены убивают мужей, мужья жен… Отец гонит дочь, дочери отца. Брат предает брата, и друзья друзей. Мертвые выходят из могил, чтобы пугать живых… Свирепые бури идут над миром… И мы расстаемся с тобой, Элиз.

- Так я обещала Ретланду.

- Ты права…

И тут выбегает из театра актер.

- Где же ты? - кричит он. - Сейчас твой выход, тень отца! Ты забыл?

Шекспир растерянно трет лоб.

- Ах, черт возьми, - говорит он. - Тень отца появляется второй раз… Элиз, подожди меня, Элиз… Я сейчас вернусь… Я не сказал тебе важную вещь…

Они убегают к театру, а Елизавета Ретланд, графиня, посмотрев ему вслед, уходит, опустив голову и не оглядываясь. Она же обещала мужу не встречаться с ним, с этим непонятным. Бывает, знаете ли, бывает, но ведь не шлюха же она… в самом деле!..

И когда Шекспир вернулся, только ветер шевелил солому на грязном берегу да галки кричали.

Голые глаза Шекспира, как у китайской собаки… как у больной обезьяны. Он побелел так, что на лице стали видны только огромные вишни глаз.

И тогда к нему подошел проповедник, черный графоман.

- Вильям Шекспир! - сказал он пронзительно. - Я сделал открытие! В твоей старой пьесе злодей Ричард упоминает Макиавелли! Но Ричард не знал Макиавелли! Сочинения Макиавелли вышли в свет после смерти Ричарда!

- Болван ты, - сказал Шекспир. - Я устал от тебя.

- Ага, невежа! - закричал черный графоман. - Ты попался. Ты пыжился, пыжился и надорвался!

- Посмотри, - сказал Шекспир. - На крыше нашего театра стоит Атлас. Видишь, он согнулся в три погибели? Почему он согнулся? Он несет земной шар… Тридцать лет я тащил земной шар… и надорвался…

- Какой земной шар? - спрашивает графоман. Шекспир молчит.

- Ты меня за дурака считаешь… - говорит тот печально и уходит. Прибегает актер.

- Прощай, Бербедж, - говорит Шекспир.

- Куда же ты? Пьеса еще не кончилась!

- Пьеса еще не кончилась, Бербедж, но в этой пьесе у меня маленькая роль… Роль бедного призрака. В первом действии пришел, во втором ушел. Аплодисменты получают другие… И это справедливо… Кто будет аплодировать покойнику?

Неистовый взрыв аплодисментов и крики толпы зрителей в «Глобусе».

- Крик петуха, слышишь? - говорит Шекспир, показывая на ревущий от восторга «Глобус». - Если кричат петухи, значит скоро рассвет… Порядочному духу пора уходить… Но тут уж ничего не поделаешь.

В реве толпы, которая приветствует его, сдирая с себя парик и париком вытирая холодный пот, грим и слезы, Вильям Шекспир уходит в туман.

…Туман… Туман…

Что дождь и ветер? Это чепуха… мы дождь и ветер видим каждый день…

- Может быть, это все шутка?

- Увы, - сказал приезжий. - Я теперь шучу только во сне. Наяву я серьезен, как мыло.

Какие уж тут шутки. Этот надоевший всем приезжий, этот шут гороховый, этот клоун в отставке сообщил им, что он знает, как приблизить Золотой век. Сообщил, позевывая, скучным голосом, что он уже занялся этим делом. Представляете себе? «Вряд ли это может быть делом одного человека», - вежливо сказал ученый, но приезжий объяснил ему, что всегда с чего-нибудь начинается, что когда фашисты наступали на Москву, а потом их погнали назад, то была какая-то последняя пушинка, которая качнула чашу весов, и тогда началось их отступление, что если раствор перенасыщен, то нужен только один кристаллик, чтобы началась общая кристаллизация. Раскрыл карты, нечего сказать.

- Вы и есть этот кристаллик? - спросил ученый.

- Ага… - сказал приезжий. - Я кристаллик. Семина - пушинка.

- Опять эта клоунада, - сказал ученый. На официантку Семину не смотрели. Совсем опустилась женщина. Сидела рыхлой грудой возле раздаточной и смотрела в пол. Но ее не трогали, так как чувствовали себя виноватыми.