Лев Куклин - Год лошади (Сборник рассказов)

— Что… что это… — хрипло выдавил он бледное подобие вопроса. — Что это значит?!

— Путешественники во времени! Вот что это значит! — взмахнул руками Клим, словно собираясь взлететь. — Документальные съемки! Нащупали золотую жилу — и нагрянули. Разумеется, без оружия… — Торопливо и вдохновенно бормотал он, распаляясь все больше и больше. — Они же… это самое… гуманоиды! Только с видеокамерами… Чтобы, значит, бабочку не спугнуть, не нарушить тонкого взаимодействия времен. Помните, — у Рэя Бредбери? Ну, а стегозавры-то об этом самом… гуманизме… еще не ведали ни ухом, ни рылом! Взаимных обязательств не принимали… И этот наш красавецтиранозавр… тем более! Считаю, что он проглотил… этого… оператора… — Клим брезгливо покосился на металлические останки, принадлежащие соотечественнику, — целиком. Замкнул, так сказать, пищевую цепь! Людишки там… в будущем, видать, хлипкие! А вот аппаратурой подавился…

Профессор Прохоров ничего не сказал и, тяжело ступая, медленно побрел к своей палатке. Чувствовалось, что ему все на свете осточертело…

Город у нас, ежели честно признаться, без особых достопримечательностей. Не для интуристов. Старинное место, историческое, да в прошлую войну раздолбан так, что камня на камне не осталось. В путеводителях сообщают скуповато и вроде бы вскользь: «промышленный центр». Ну, центр там или не центр, а для нас, которые здесь родились и живут, в самый раз. Зато река у нас! Одно слово — водная артерия. Но — красотища… А на площади над рекой — площадь-то сама небольшая, соразмерная — памятник военному Герою стоит. Издали хорошо смотрится, да и вблизи впечатляет. В общем — вписывается. И памятник этот вроде и не просто памятник, а служит, можно сказать, эмблемой нашего города. И на цветных видах, на открытках его печатают, и в газете нашей городской он заместо герба. Ну, цветы, как положено, в праздники к подножию кладут, молодожены после загса приходят торжественно сфотографироваться на память будущей совместной жизни перед товарищеским ужином. Оживленное, в общем, место.

А я, как старожил, мимо этого самого памятника Герою кажинное утро на работу иду. Ну, когда горит или опаздываю — в транспорт втиснешься, а обычно — пешочком. Это и для здоровья, пишут, полезно — на своих двоих пройтись, кислородом заправиться, и к тому же у меня от дома до проходной — три автобусных остановки. Так что мы с Героем соседи и старые знакомые, во всякую погоду я его видывал — и когда солнце палит, и когда дождь поливает, и когда у него на голове теплая снежная шапка нахлобучена.

А тут в понедельник у меня — отгул. Ну, думаю, высплюсь сразу за все авралы да сверхурочные! Конец квартала только что был, горячка — сами понимаете. Будильник я специально не завел, но на всякий случай — в ящик, под белье, сунул: а вдруг, черт его знает, в нем какая-нибудь автоматика сработает?!

Ну, сплю это я, значит, тороплюсь на всю неделю вперед отоспаться. Но и во сне — а какие у меня сны? Сплошные производственные отношения с комплексной механизацией! И во сне, говорю, чувствую, что на работу иду. Мимо этого самого памятника. Герою, стало быть. И вдруг чудится мне: позвали. Это с утрянки-то!

— Послушай, браток… Оглядываюсь, вокруг — никого. А это — сам памятник заговорил:

— Браток… — таким тихим, но довольно отчетливым голосом Герой это сказал, а внутрях у него что-то звякнуло металлически, — как бы заготовки сгружают. — Можно тебя на минуточку?

— Чего тебе? — бурчу я в ответ, да не слишком-то вежливо, потому как и во сне словно бы на работу спешу, и в то же время со стороны-то соображаю, что такой разговор может быть только во сне. — Закурить, что ли, хочешь?

— Нет… — он усмехнулся, вроде бы со значением. — Некурящий я. Вернее сказать — курил в войну, да теперь-то… При моем нынешнем положении… Давно, браток, бросил. Завязал…

— А чего тогда не стоится? Ты что — Всадник Медный из одноименной поэмы А Эс Пушкина?

— Проходили в школе… — снова звякнул Герой. — Да какой из меня Всадник? И лошади у меня нет. По штату не положено. А жаль… Было бы с кем поговорить… Знаешь… — и этак довольно прямо легко согнулся он в своей металлической пояснице. — Застоялся я. Тяжелое это дело, оказывается — эмблемой работать…

Тут я ничего сказать не мог. Помолчали, да вдруг он как врубит:

— Ты как думаешь — грибы в лесу сейчас есть?

— Грибы?! — я чуть не поперхнулся. А потом — остыл, дошло: ничего, вполне нормальный вопрос.

— Растут… — отвечаю. — Куда им деться? В прошлую субботу ездил.

— Не за Михалево? — тихо так спрашивает Герой, я бы даже сказал — с грустинкой.

— Ну, за Михалево, — согласился я, а потом с ходу спохватился:

— Слушай, а ты-то сам откуда эти места знаешь? И на него смотрю уже чуть ли не с подозрением. Как на конкурирующую фирму…

— Случалось бывать… — отвечает. — В положенное по уставу время. Теперь-то, поди, и мест тех не узнаю. Слушай, земляк… А не махнуть ли нам с тобой по грибы? Вот прямо сейчас, а? Будь другом — возьми меня с собой!

И так он попросил, что — не поверите! — враз уговорил меня, дурака. У меня даже в носу защипало…

— А как же это самое… Служба твоя? — поинтересовался только да и то — больше для порядка.

— Ничего, — отвечает и глазом подмигивает. — Не спохватятся…

Я домой мигом смотался, сбегал, благо недалеко, я уж поминал — всего три автобусных остановки. Разыскал на антресолях корзинку ивовую плетеную, сапоги натянул. Резиновые, с портянками, как полагается, — места там сыроватые. Надо же — портянки… Это во сне-то! Принес корзинку к памятнику. А Герой, между прочим, меня ждет: сидит этак аккуратненько на нижней ступеньке своего гранитного… этого… пьедестамента. И в руке живой цветок вертит. Осторожненько так. И не понять, то ли и впрямь нюхает, то ли рассматривает. Корзинке он обрадовался — трудно сказать, как! На ладони своей бронзовой подкинул, поймал, засмеялся и на согнутый локоть повесил. Ну, пошли мы с ним. Разговариваем о том, о сем. Я и ухом не веду, что иду по своему родному городу не один, а с памятником, да еще Герою… Шутка сказать! Правда, хоть и во сне, а окружающую обстановку секу четко — на выезде из города я его мимо поста ГАИ все же стороной обвел, на всякий, знаете, пожарный случай, мало ли чего. Еще прицепятся… Скажут, что памятник увел в личных целях, на продажу за рубеж в виде сырья цветного металла. Потом не отскребешься…

В автобус-то с моим корешем не больно влезешь: и пол проломить может, да и не ясно, сколько за его полный металлический вес оплаты спросят: тут ведь одним талоном не отделаешься!

А за городом мы КРАЗ подцепили. Шофер ничего, не удивился: я ему на бутылек подкинул, ему с утра-то все равно кого везти, хоть черта, хоть памятник. А за вечер зато у него голова уже спокойна…