Кир Булычев - Мамонт

Вот и рядом большой дом. Кирпичный, в три этажа. Застекленная дверь. Затолкнули Гаузе туда. Ну и холл! Он полукругом охватывал мраморную лестницу шириной метров в пять, которая вела, раздваиваясь, на второй этаж. Перила, округлые на концах, были украшены бронзовыми амурами. Ноги и низ животов амуров были отполированы до блеска — кто спускался по лестнице, хватался за них.

Из холла в стороны — резные двери, в стиле модерн начала века, навевают грусть по вольно вьющимся женским волосам и струйкам сигаретного дыма. Хотел Гаузе попросить сигарету у конвоиров, да вспомнил, что руки заняты наручниками.

— Схватили? — спросил седой сержант, что сидел за столиком у одной из дверей. Перед ним листы бумаги, а пальцы — в фиолетовых чернилах.

— Полковник у себя? — спросил тот, кто топал сзади Гаузе.

Он вышел вперед, и Гаузе его разглядел. Капитан был высок ростом, гладок лицом. Лицо концентрировалось в центре, переходя в большой, устремленный, острый к концу нос. Все лицо было создано, чтобы служить носу фоном и стартовой площадкой. Казалось, и тело капитана, наполненное крепким тугим жиром, мягко ширящееся к поясу и сужающееся к коленям, таинственным образом служит опорой носу и самостоятельного значения не имеет.

Тут Гаузе и себя увидал в зеркале, схожем с дверью и висящем между дверей. И не сразу сообразил, что это он — старший научный сотрудник, кандидат наук П.П. Гаузе, коренной русак.

Бродяга в зеркале оброс рыжей щетиной, был грязен и страшен. Изношенная до крайности ушанка сбилась набекрень — одно ухо кверху, как у битого щенка, из-под нее — диким светом глаза, звериный взгляд, но трусливый. Мокрый окровавленный ватник расстегнут, под ним разодранная на животе куртка, не поймешь какого цвета, джинсы в грязи, а вместо ботинок на ногах — плюхи глины. Уголовный рецидивист, попался, когда в окно сельского магазина лез. Такому доверия нет. Понял это Петр Гаузе и сказал:

— Ну и дела!

Тут бы провести по лицу, убедиться, что ты — это ты, а руки за спиной онемели. И ног у входа не вытер.

Капитан обернулся от двери, прицелился носом в Гаузе, но тут изнутри послышалось: «Давай!».

Гаузе замешкался, старался вытереть ботинки один о другой, шмат грязи отлепился и шлепнул о пол. Солдат ему в спину автоматом ткнул.

Гаузе поспешил в кабинет.

За столом, лицом к двери, сидел полковник.

Видно, специально к встрече не готовился: мундир нараспашку, там серая фуфайка. А выбрит так, включая голову, что свет от хрустальной люстры отражается зайчиками и стоит головой пошевелить, как зайчики бьют в глаза, заставляют жмуриться.

Полковник — как солнышко, светл, округл, составлен из шариков. Все шарики разграничены и правильны. Шарики-щечки вылезают под шариками глазками, а над ними лоб — шаром более других.

Полковник посмотрел на Гаузе и огорчился его диким видом. Отвернулся, взял со стола пластиковый мешок — в таких крупу хранят, — приставил к пышным губам, надул шарики-щечки и стал пыжиться.

— Здравствуйте, — сказал Гаузе. — Не выйдет, в пакете дырка.

— Вот именно, — согласился полковник. — Погляди, Левкой.

Капитан сделал строевой шаг к столу, пригляделся носом и сказал:

— Так точно, прогрызено.

Уморительно сказал, Гаузе улыбнулся. Ну вот, кончились его скитания, люди ему попались милые, сейчас разберутся.

— Надо меры принимать, — сказал полковник. — Не хотел я на это идти, но придется. А ты, П-234, не улыбься, нет у тебя к этому оснований.

— Что с ним делать будем? — спросил капитан Левкой, имея в виду Гаузе.

— А номер он зря оторвал, — сказал полковник. — Недостойно это советского человека, номер с себя рвать. Значит, как за ворота, так и номер не нужен?

— Отвечай, — подсказал Левкой Петру Гаузе.

— Не понял, — сказал Гаузе, сохраняя на щеках ухмылку.

— Не понял он, — вздохнул полковник. — Непонятливый.

— Разумеется, — сказал Гаузе, — я виноват в том, что подошел близко к объекту, вверенному вам, но войдите в мое положение. Три дня в лесу, без пищи, а я ведь чуть не утонул, перевернулся в лодке, и все документы пропали. Вы можете позвонить в область, там вам все разъяснят.

Гаузе показал на телефонный аппарат, стоявший на столе. Теперь уж подошла очередь полковнику улыбаться. Что он и сделал. Пробежал толстыми пальчиками по телефонному шнуру, черная змейка тянулась-тянулась, вытянулась до конца. На конце белый бантик привязан, покачивается, а за бантиком черная крыса выскочила, подпрыгивает, играет с бантиком как котенок.

— По этому телефону позвонить? — мягко полковник спросил, без нажима, с некоторой только обидой.

— Простите, я не знал, — сказал Гаузе. — Значит, с другого аппарата придется звонить. А крыса такая смешная, ну ведет себя совершенно как котенок.

— А номер снимать не положено, — сказал полковник и, отпустив телефонный шнур, принялся снова надувать дырявый пакет.

— Зовут меня Гаузе, Петр Петрович, русский, 1940 года рождения, беспартийный, под судом и следствием не состоял, в плену и оккупации не был, родственников за границей не имею…

Полковник прервал его, подняв палец.

— Снятие номера, — сказал он, — приравнивается к экономическому саботажу. В то время как у нас каждый лоскут на учете, ты, П-234, нагло, посреди белого дня, выкидываешь его в кусты. А люди старались…

— Какой номер?

— А вот такой.

Полковник извлек из кармана грязную белую тряпку, в две ладони, на ней черным: «П-234».

— Не веришь, что нашли? Не веришь? А волки на что?

Гаузе пожал плечами. Ничего ему эта тряпка не говорила.

— Я искал мамонта, — сказал он. — Не нашел, потерпев крушение.

Вздохнул полковник.

— На суде, — сказал он, — это может послужить водоразделом между жизнью и смертью. А уж лишнюю пятерку я тебе гарантирую.

— Ты слушай, — посоветовал капитан Левкой.

Нос его приблизился к лицу Гаузе, откуда-то, невесть откуда кулак выскочил. И в подбородок Петру Гаузе врезал.

Петр Гаузе поднялся на ноги, раздумывая, откуда кулак взялся, если и полковник, и капитан смотрят на него с интересом, без озлобления, сами не понимают, зачем он на пол садился. Гаузе головой помотал, хотел возразить, но тут увидел на столе пачку папирос «Казбек». И так ему захотелось покурить, что непроизвольно сказал:

— Разрешите папироску, товарищ полковник.

Полковник удивился, пакет на стол опустил, руками развел: вот, мол, какой странный человек мне попался, — и вежливо, пальчиком, пачку через стол повез, к Гаузе.

Но только Гаузе дотянулся до пачки, как кулак его снова настиг. И на пол свалил с помутнением сознания. А в глаза зайчики били, потому что полковник привстал, даже через стол перегнулся, смотрел на Гаузе с сочувствием, но пачку папирос тем временем спрятал в ящик стола.