Дуглас Хилл - Галактика без человечества. Романы

Один был исключен из игры и покинул круг. Он вышел на берег своей тяжелой походкой. По розовому цвету его кожи видно было, что он скоро начнет линять.

Лоран обежал глазами окружающее пространство. Лес-галерея обрывался метрах в двадцати ют них. Кругом было много свободного пространства, и мужчины не боялись быть подслушанными..

- Я получил сообщение, - сказал Лоран.

- Уголком глаза я видел, как ты трогал свой зуб. Наконец-то.

- Треугольник упал в Низких Лесах.

Лицо Дарселя приняло неожиданно восхищенный вил ребенка перед елкой. Он заорал: - Юпииин!

Семейство рогатых батрасов выскочило из тростнико вого островка и бросилось в воду. Гусеница-лев, спавшая в тени, подпрыгнула в воздух метра на три. Заркасцы повернули свои большие головы к людям и залились смехом. Один только Лоран не увидел в этом ничего смешного.

- Идиот! - сдержанным голосом сказал он, вернулся в палатку и бросился на свой пневматический матрас. Успокоившись, сюда же пришел и Дарсель с пристыженным видом. Лоран пожал плечами:

- Ты что, не можешь контролировать свои реакции? Нам еще придется лодырить до отъезда, иначе носильщики установят прямую связь между твоим радостным криком и нашим отъездом.

- Ты придаешь им слишком большое значение…

- Да? Я не удивлюсь, если между ними находится хотя бы один образованный заркасец, специально приставленный следить за нами.

Он бросил подозрительный взгляд на туземцев, продолжавших свою игру, и потом на густые джунгли с зубчатыми драпировками лиан в десять метров высотой, и еще больше понизил голос:

- К тому же, я не нахожу, что есть из-за чего поднимать флаги. Твои коллеги, наверное, уже послали группу в холмы Шантага. Он упал в Низких Лесах. Ошибка в шестьдесят километров.

Смесь энтузиазма и негодования окрасила щеки Дарселя.

- Ты отдаешь себе отчет в исключительных трудностях, которые они преодолели. Мы почти ничего не знаем о Треугольниках. Нужно быть гением, чтобы блокировать Треугольник в полете. А ты придираешься к шестидесяти километрам. Наоборот, это чудесно! Изумительно малое расстояние!

- Я вижу только одно, - прервал его Лоран, почесывая бороду, - что аппарат, по всей вероятности, разлетается на куски на скалах холмов. А в Низких Лесах он погружается в тину болот. Как ты подойдешь к членам экипажа, если они выжили? С белым флагом?

- Ох, ты же знаешь, какие у нас сведения! Неизвестно даже, из чего у них машины - из хромированной стали или из пирога с клубникой. Известно только, что они треугольные. Может, они живые? Может это не аппараты, а большие глупенькие ушки, способные перелетать с планеты на планету…

- И исчезать, как мыльные пузыри, в субпространстве, как только к ним приблизятся на… сколько там?

- На двести восемьдесят километров. Без сомнения, это соответствует круглой цифре по их системе счета… - и Дарсель сделал широкий идиотский жест: - Ох, дружище, подумай только! Это приключение с большой буквы! Они научат нас куче всяких вещей!

- Они научат! - передразнил его Лоран. - Не забывай, что они наши враги. Во-первых, они никогда не отвечали на наши авансы за сорок лет, как мы встретили их в космосе; во-вторых, заркасское правительство не удовольствуется отказом от нашего протектората, намекая на таинственные мощные связи; в-третьих, мы знаем от наших агентов, что Треугольники высаживаются на поверхности Заркаса совершенно спокойно, с согласия заркасцев, а для землян зона полюсов запретна; в-четвертых, за восемь месяцев у нас исчезло двенадцать аппаратов с командой и оборудованием и без всякого стоящего объяснения.

- Что ж, я только хотел сказать…

- А ты, инженер-придурок, собираешься подойти к ним и выламываться: «Мои дорогие собратья, мы в восторге от достижений вашей техники. Я буду вам бесконечно признателен, если вы сообщите, какими математическими данными вы располагаете, чтобы по желанию исчезать в субпространстве…» Это война, дружище!

Дарсель запустил обе руки в нечесаные волосы, как возбужденный мальчишка.

- Все это я знаю. Но, может быть, удастся договориться с ними по доброй воле… Ну, я хотел сказать, что мы подбираемся до исключительно интересной штуки.

Лоран жестко улыбнулся и пожал плечами.

- Ты уверен, что мы доживем до этого момента? - он потер сапоги один об другой, чтобы отодрать комки грязи. - По доброй воле!.. Человек всегда хочет убедить себя, что в конце концов разум, доброта, справедливость, братство должны вытекать одно из другого. Даже перед лицом реальности мы подсознательно рохли. Как Треугольники могут дышать, скажем, азотом и гелием, если они дышат - так и их мораль может быть основана на прекрасной агрессивности, на добром страдании… - он перебил себя с удивлением. - Я, кажется, сошел с рельсов!

- Я как раз это хотел сказать.

- Возможно. Но я и сам это заметил. В этом моя сила. Слова, знаешь ли, это ноты и музыка. Красиво, но уводит в неопределенность. Я не создан для логики, у меня только интуиция. И моя интуиция говорит мне, что мне необходимо выпить глоток…

К вечеру Зинн сообщил, что гусеница-лев больна. Мужчины раздвинули полукруг туземцев, державшихся от животного на почтительном расстоянии. Гусеница извивалась на земле, ее тело было наполовину покрыто красной чесоточной сыпью. Из-за ее мощных скачков к ней нельзя было подойти. От нее пахло прогорклым жиром.

Лоран спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.

- Нет, - сказал Зинн. - Я думал вчера, что это зеленая чесотка, а оказывается, красная.

- Так что?

- При красной чесотке гудрон не помогает.

- Она умрет?

- Нет, если ее разрубить. Останется только голова… с передним мостом. - Довольный тем, что ему удалось ввернуть столь элегантное техническое слово, он подобрал хворостину и коснулся середины туловища гусеницы. - Третье кольцо! Рубить надо здесь.

- А зачем нам гусеница без тела? - спросил Дарсель. Туземцы залились смехом.

- Оно вырастет, мсье, быстро вырастет, за три дня. Привыкшие ничему не удивляться, оба землянина не шелохнулись. В конце концов, если земные черви, разрубленные пополам, могут регенерировать, то почему бы не сделать того же и заркасской гусенице? Но три дня! Учитывая местное время, это составит девяносто часов.

- Мы не можем ждать так долго! Завтра утром мы идем пешком. Вы понесете ящики.

- Все равно ее надо разрубить, мсье Лоран, и сжечь все дурное. С утра выходим, если вы хотите, но половину гусеницы потянем на поводке. Это куда лучше, чем целую. А через три дня у нас будет совершенно новенькая красавица.

Обходя вокруг гусеницы, чтобы иллюстрировать свои объяснения, он прошел под большой веткой шлепка на краю леса. Находясь в очень благоприятном положении, дерево отвесило ему такую пощечину, что он отлетел метра на два. Товарищи Зинна застонали от радости. Зинн встал в ярости, и люди стали свидетелями странной сцены.