Владимир Калашников - Ярко-красное чудо

Где же эти проклятые кормушки? Ведь есть хочется давно. Нет, так не бывает, какой смысл был им оставлять его бродить в городе просто так? Они должны были создать ему какой-то стимул. Но что тогда эта приманка? Еда, или, быть может, оружие?.. Найти бы истребитель, — можно попытаться поднять корабль в воздух, ведь реакторы не пострадали, а затронутые взрывом системы можно восстановить, или заместить, самые важные части зарезервированы, и не единожды. Улететь отсюда, пускай и с распахнутой дырой в титановом боку, пару дней можно пожить и в скафандре. Улететь… Мечты.

Место посадки его корабля, небольшого истребителя заградительного отряда, — из чисто человеческого упрямства и своей персональной «твердолобости» он не желал употреблять слово «падение», — должно быть где-то поблизости. Хоть его разум и был отгорожен от внешнего мира на тот период, пока ксеноморфы проделывали над ним свои непонятные процедуры, а потом несли по городу, чувство времени продолжало работать. По грубым прикидкам выходило, что километрах в пяти.

В пяти километрах, если ехать на бульдозере, сворачивая на стороны их дома. Но, тем не менее, и без бульдозера, он попытается добраться до оружия.

И Гройн смог это сделать. Через два дня по местному планетарному исчислению. Багровое солнце дважды уступало место сверкающим подобно бриллиантам лунам, на Земле за это время минуло бы пять суток.

Непрестанно повторяя имя доченьки в уме, ибо голос пропал, да и пересохшие, потрескавшиеся губы сочились кровью, хрипя на каждом вздохе, пилот вышел на ту самую городскую площадь, куда рухнул корабль. Теперь истребителя не было, лишь обугленная дыра в мостовой напоминала о случившемся. На миг в душе зародилась паника, Гройн подавил её — ведь не могли же ксеноморфы не оставить ему стимула, той самой «крысиной кормушки»? Пилот подошёл к разлому, заглянул. В глубине лежали запасы из корабля: комплект формы, коробка с питанием, плоская ребристая баклага с двумя горлышками. И, самое главное, оружие. Два штурмовых автомата, подствольные гранатомёты, пистолет. И целая сумка боеприпасов. Но после блужданий меж зелёных стен города-лабиринта они не сразу заинтересовали Гройна.

Он приник к горлышку баклажки, только через минуту отнял её ото рта, и не потому что пил много, просто высохшие горло и пищевод сжались, питьё медленно стекало в желудок по тонким трубкам, не желавшим отмокать. Утёр губы, почувствовав, как щемят трещинки в них. Взглянув на красное горлышко, прищурился, с трудом припоминая что-то. С опозданием понял, что это был почти стоградусный спирт, он же вылил его в себя как обычную воду, и не почувствовал. Надо было присосаться к другому горлышку, помеченному синим; во второй полости баклаги была подкисленная витаминами вода.

Потом быстро переоделся в запасную форму, в старой давно противно ходить, вся в крови. Собственной, из носа, сосуды не выдержали разгерметизации, и в той, что выплеснулась из головы пилота-напарника, когда сорванный взрывом огнетушитель размозжил тому затылок. Масло, вытекавшее из амортизаторов, хрустнувших от перегрузок при аварийной посадке, покрыло форму не менее уродливыми пятнами, приставшие к ним изумрудные крупинки, отслоившиеся со стен инопланетного города, поблёскивали как-то по чужому, превращая потрёпанную одежду в неродную, такую же чужую, как и всё вокруг. Благо, так же опылить человека, сделать и его чужим, не могли — память о погибшем напарнике защитит, никогда не оставит. К сожалению, даже в снах.

Перед тем как надеть новое обмундирование, Гройн повернулся вокруг своей оси три раза, — абсолютно голым, — чтобы показать всего себя тем, кто наблюдал за ним сейчас. При этом почти истерически хохотал. Но те, кто знал его лучше чем эти мерзавцы-ксеноморфы, не сказали бы, что он на грани нервного срыва. Напротив, он издевался над врагами. А что ещё остаётся делать, когда чувствуешь, что они обступают плотной толпой, смотря во все глаза? Во все несколько сотен своих глаз…

Одевшись, Гройн прицепил к поясу баклагу и плоскую сумку с продуктами, повесил на плечи автоматы.

И выпустил из них длинные очереди, поворачиваясь вокруг своей оси, так же, как и после вынужденного раздевания. Потом прижал большими пальцами кнопки отпуска, и поймал выпавшие пустые магазины. Пустые?..

Они были полными, будто он и не стрелял. Верно, потоки пуль из твердометаллического сплава вскрыли бы фасады окружающих зданий, прошили б насквозь и, подрубив основания, обрушили бы горой зелёного щебня. Должны были, да расплатились… Выругавшись, Гройн заправил оба рожка в приёмники, поднял автомат к небу, и выстрелил один раз. Потом вынул обойму, проверил — одного патрона не хватало.

Враги запрограммировали его разум таким образом, что он не только не видит их, — глазами-то видит, а вот разум отказывается расшифровывать изображения, передаваемые по зрительным нервам. Не только не осязает, — на самом деле просто обходит живые преграды, даже не замечая того. Не осознаёт — потому и не может причинить вреда. Ему кажется, что он стреляет туда, где ксеноморфы наверняка столпились, взирая на сходящую с ума в зелёном лабиринте улиц чужепланетную крысу. Он стреляет, приклады толкают плечи, грохот выстрелов отражается от зелёных трубчатых стен, рассыпаются по стеклянной дороге пустые гильзы, вокруг стволов расцветают багровые венчики. Но на самом деле палец даже не касается курка.

Но так происходит, если дуло глядит на ксеноморфов. Если их не будет там, куда направлен ствол, выстрел произойдет. Ведь смог же он метнуть булыжник в стену. Значит, можно попробовать прикончить нескольких врагов рикошетом. Вот только что это ему даст? От него решат избавиться, как от бешеной крысы, что прыгает на руку, убирающую испражнения из стеклянных проходов.

Гройн направил ствол автомата в стену дома, и придавил курок изо всей силы. Привычная отдача ударила в плечо, дуло подбросило немного, смещая прицел. Когда магазин опустел, человек подошёл к стене, — ни следа, хотя должна бы взорваться. И весь домишко должен был развалиться. Вынул магазин — полный. Значит, теория верна. Прямой вред причинить нельзя. Подумаем о косвенном.

Теперь у него есть ещё несколько дней, — на то, чтобы придумать, как обойти вложенную в мозг программу, или просто стереть её, — пока не кончатся припасы и питьё.

Гройн стоял на стеклянном мостике, опустил сложенные кисти рук за перила, на которые опёрся локтями. И тут почуял, как со дна пустого канала поднимается волна холодного воздуха. Как? Внизу не видно отверстий, не визжат направленные в небо турбины, не вращаются гигантские лопасти. Ничего…

Да это и не важно, как. Важно совсем другое.