Брайан Олдисс - Сад времени (авторский сборник)

Слова женщины продолжали звучать у Марты в ушах, когда она плелась домой с пайком неведомой сушеной рыбы.

Дома Марта села за стол и опустила голову на руки. В этом положении она предавалась бессвязным размышлениям, ожидая, когда шум грузовика возвестит о возвращении Тимберлейна.

Наконец драгоценный грузовик приехал, и она пошла встречать Олджи. Когда он открыл дверь, Марта припала к нему, но он ее оттолкнул.

— Я грязный, я очень грязный, Марта, не прикасайся ко мне. Я должен сначала снять эту куртку и вымыться.

— Что такое? Что случилось?

Он заметил в ее голосе необычную нервозность.

— Понимаешь, они умирают. Люди. Везде.

— Я знаю, что они умирают.

— Сейчас все гораздо хуже. Зараза идет из Лондона. Люди умирают на улицах, и трупы не убирают. Армия делает все возможное, но войска тоже подвержены инфекции.

— Армия! Ты имеешь в виду шайку Краучера?

— Он не самый худший командир. По крайней мере, старается поддерживать порядок в центральных графствах. Он понимает, что нужна какая-то санитарная служба. Никто не смог бы сделать большего.

— Ты же знаешь, он убийца. Олджи, как ты можешь хвалить его?

Они поднялись наверх. Тимберлейн швырнул свою куртку в угол.

Взяв бутылку джина и стакан, он сел. Разбавил джин водой и начал пить маленькими глотками, не отрываясь. Лицо его было мрачно, и казалось, он о чем-то мучительно размышлял. На полысевшей голове выступили капли пота.

— Я не хочу об этом говорить, — сказал он устало и раздраженно; Марта чувствовала, что и сама говорит таким же тоном. В убогой комнате стало еще более тесно и душно. Муха упорно билась в оконное стекло.

— А о чем ты хочешь говорить?

— Ради Бога, Марта, оставь, я не хочу говорить ни о чем. Эта чертова работа для ДВСИ(А) — весь день носился с магнитофоном. Повсюду только смерть и страх. Сейчас я хочу напиться до бесчувствия — больше ничего.

Марта хотя и сочувствовала ему, но старалась не показать этого.

— Олджи, мне было не легче, чем тебе. Я весь день просидела за этими головоломками — от такого занятия можно свихнуться. Я разговаривала только с одной женщиной в рыбной лавке. Все остальное время дверь была заперта, как ты велел. И теперь я должна молчать и смотреть, как ты напиваешься?

— Я на это и не рассчитывал. Тебе вряд ли удастся удержать язык за зубами.

Марта подошла к окну. Она подумала: «Я не больна; у меня достаточно сил, я еще могу дать мужчине то, что он хочет; я — Марта Тимберлейн, урожденная Марта Броутон, мне сорок три года». Она услышала, как его стакан разбился в дальнем углу.

— Марта, извини. У меня все перемешалось: убийства, пьянство, смерть, жизнь…

Марта не ответила. Она взяла старый журнал и прихлопнула муху, жужжавшую у окна. Потом закрыла глаза и почувствовала, как горячи у нее веки. Тимберлейн за столом продолжал говорить:

— Это все пройдет, но… как вспомню свою бедную непутевую мать, ей так хотелось пожить еще… и я так любил ее в детстве… Да что там говорить… Принеси мне другой стакан, дорогая, — принеси два! Давай покончим с этим джином. И пусть все летит к чертям! Долго еще люди смогут выносить это?

— Что выносить? — спросила она, не оборачиваясь.

— То, что нет детей. Это бесплодие, которое парализует весь мир. Что же еще?

— Извини, у меня болит голова. — Марта ждала от него сочувствия, а не речей. Но она видела, что Олджи пережил сильное потрясение; похоже, он что-то хотел сказать, и джин мог ему в этом помочь. Марта принесла другой стакан.

— Я вот о чем, Марта: до людей наконец дошло, что им больше не видать детей. Те крошечные горластые существа, которых мы обычно видели в колясках у магазинов, пропали безвозвратно. Маленькие девочки, которые играли с куклами и пустыми целлофановыми пакетами, остались в прошлом. Подростки не будут уже собираться кучками по углам и гонять на мотоциклах. Они ушли и никогда не вернутся. И мимо нас не пройдет хорошенькая двадцатилетняя девушка с длинными ногами и круглой попкой. И где теперь молодые спортсмены? Ты помнишь крикетные команды, Марта? Футболистов? А как насчет романтичных героев кино? Их больше нет! Где популярные певцы прошлых лет? Конечно, сейчас еще играют в футбол. Пятидесятилетние молодцы ковыляют за мячом…

— Перестань, Олджи. Я не хуже тебя знаю, что мы бесплодны. Мы знали это, когда поженились, семнадцать лет назад. Я не хочу больше это слушать.

Когда Тимберлейн заговорил снова, голос его совершенно изменился; Марта обернулась и посмотрела на него.

— Не думай, что мне это приятно слушать. Но ты же видишь, страшная правда предстает перед нами повсюду, и каждый день приносит новые ужасы. Теперь нам за сорок, и едва ли есть кто-нибудь моложе нас. Достаточно пройтись по Оксфорду, и сразу видно, каким старым и пыльным становится мир. И только теперь, когда молодежи уже нет, чувствуешь, что значит «отсутствие воспроизводства», чувствуешь мозгом костей.

Марта дала ему еще одну бутылку и поставила на стол стакан для себя. Олджи взглянул на нее и, устало улыбнувшись, налил ей джина.

— Возможно, все дело в смерти моей матери, потому я так и говорю. Извини, Марта, ведь мы не знаем, что стало с твоим отцом. Все-таки я жил своей жизнью, а мать — своей. Ты знаешь, какая у нее была жизнь! Она любила трех непутевых людей: моего отца, Кейта Баррета и этого ирландца, несчастная женщина! Иногда я думаю, что мы могли бы больше сделать для нее.

— Ты же знаешь: она по-своему радовалась жизни. Мы уже говорили обо всем этом.

Он вытер лоб и макушку носовым платком и усмехнулся более непринужденно.

— Может быть, так и должно происходить, когда главная пружина мира срывается: все обречены говорить и думать то же самое, что говорили и думали вчера.

— Мы не должны отчаиваться, Олджи. Ведь мы пережили войну, период пуританства период промискуитета. Наконец, уехали из Лондона — ведь там теперь настоящий кошмар, после падения последнего авторитарного правительства. Конечно, Коули — не ложе из роз, но Краучер — только временное явление. Если мы сумеем пережить его, дела пойдут лучше, все уляжется. Тогда мы сможем поселиться где-нибудь постоянно.

— Знаю, любовь моя. Сейчас, похоже, у нас какой-то переходный период. Беда в том, что мы уже прожили несколько переходных периодов, и нас ждут новые. Я не представляю, каким образом может восстановиться нормальная жизнь. Мы просто катимся по наклонной плоскости.

— Нам не нужно ввязываться в политику. ДВСИ(А) не требует от тебя никакой политики: ты только собираешь сведения. Мы ведь сможем подыскать какое-нибудь спокойное и более-менее безопасное место, правда?

Тимберлейн рассмеялся. Слова Марты действительно развеселили его. Он встал, пригладил свои редкие волосы с перемежающимися седыми и темными прядями и придвинул стул ближе.