Брайан Олдисс - Сад времени (авторский сборник)

Когда Буш не ответил, отец продолжал свой монолог — так, как будто и не прерывал его в ожидании реакции собеседника:

— А однажды, когда революционная заварушка была в самом разгаре, через город прошли войска. От половины квартала остались только угли да головешки. Миссис Эннивэйл тогда отсиживалась здесь, у меня. Помню, как двое солдат на нашей улице поймали молодую девушку. Я никогда ее раньше не видел — тут порядком народу сменилось за последний год, да и нам, сторожилам, с этими новичками мало друг до друга дела. Так вот, один из тупоголовых солдат сгреб девушку в охапку и уложил прямо вот здесь, у стены нашего дома, в нашем саду! Был чудесный летний день, и вишни тогда еще были целы. Но этот монстр, это животное! Она, само собой, сопротивлялась, бедняжка… Мы с миссис Эннивэйл все это видели из окна.

Глаза отца тускло мерцали — как будто кто-то раздувал в их глубине крохотные угольки. Буш попытался представить, что могло произойти между ними, пока они наблюдали.

Итак, здесь, как и везде, — злоба и насилие, которые неотвязно его преследуют. Как связать рассказ об этом изнасиловании с воспоминаниями отца о матери? Может, он вообразил всю историю, пытаясь выплеснуть таким образом свои вожделения, страхи и ненависть ко всему слабому полу? Бушу вовсе не хотелось вплетать в свой мозг еще и новый запутанный клубок; но теперь он с некоторым облегчением узнал, что не его одного мать обделила своей любовью. Теперь он уже отбивался от назойливых звуков и голосов и жаждал поскорее окунуться в исцеляющее безмолвие далекого прошлого.

Он встал, чтобы наконец уйти; но отец тут же очнулся от дремоты.

— Все люди — скоты, — пробурчал он. — Просто грязные животные.

Когда-то в этом доме существовал негласный запрет на любые споры с отцом. Но Буш растерял его, как и многое, во времени, пока бродил по гулким берегам доисторических морей. И не вспомнил о нем и теперь.

— Никогда не слышал о животных-насильниках, отец. Это целиком привилегия человека! Воспроизводство оставалось самым обычным делом наряду со сном и едой — пока было делом только животных. А человек обратил в орудие любви в орудие ненависти.

Отец осушил стакан, грохнул им по столу и произнес ледяным тоном:

— А ты ведь этого боишься, верно? Секса, я имею в виду.

— Вовсе нет, и нечего переносить свои страхи на других. Но так и в самом деле могло бы произойти — вспомни, как ты всякий раз смеялся надо мной, как над ребенком, стоило мне привести девушку в дом!

— А, старик Тед, так всю жизнь будешь иметь на меня зуб. Точь-в-точь как твоя мать.

— Но ведь сам боишься того, о чем только что сказал. Боишься? ТАК? Иначе почему тогда у меня нет ни сестер, ни братьев?

— Твой вопрос попал совсем не по адресу.

— Ха! Ну и святая же мы троица — все, как на подбор!

— Не троица, а пара — теперь остались только ты да я. Теперь. А поэтому имей снисхождение к старику-папаше.

— Нет, все-таки троица! Только нечто большее, чем смерть, может избавить от воспоминаний.

— Они — все, что у меня теперь осталось, сынок. Я ведь не могу, как ты, по первому желанию возвращаться в прошлое… Кстати, у меня тут наверху еще кое-что припрятано. — Джеймс Буш встал и зашаркал вверх по темной лестнице.

Буш поплелся следом. Они оказались в маленькой гостиной, изрядно пропахшей сыростью.

Отец с трудом нащупал вилку и розетку электрокамина.

— У нас тут с некоторых пор дыра в крыше. Заделали все на живую нитку — латка на латке и все едва держится. Так что поосторожней маши руками.

Он извлек из комода непочатую бутыль. Отец и сын уселись друг напротив друга на отсыревшие стулья — и горько улыбнулись.

— Как бы там ни было — давай дернем за наше одряхлевшее человечество, — отец поднял стакан. И, уже глотнув и поморщившись, продолжил: — Теперь вся страна притихла под тяжелым башмаком генерала Перегрина Болта. Так себе фюрер, диктатор средней руки, но пользуется доверием у населения. В конце концов, при нем на улицах стало чуток спокойнее.

— Он в ладах с Институтом?

— О, Институт твой цветет-процветает — так говорят. Я, опять-таки, в эти дела не лезу… Но слышал, там все перестраивают на казарменный манер.

— Мне нужно отчитаться перед ними. Завтра же и пойду.

— А не смоешься снова в прошлое? Теперь столько народу туда мотается, что дошло уже до преступлений, — это в доисторические-то времена! Двоих подстрелили на прошлой неделе в меловом — так болтал наш бакалейщик. Генерал Болт создает Полицию Прошлого, чтобы поддерживать среди Странников хоть какой-то порядок.

— Странно, мне не приходилось видеть там никаких преступлений. Несколько человек, разбросанных по миллионам лет, — какой они могут причинить друг другу вред?

— Ну, видать, люди не так уж и разбросаны… Что ж, если ты мечтаешь вернуться туда, мне тебя здесь не удержать. Но все-таки подумай — может, осядешь тут, будешь делать свои группажи или что там еще… Нормально зарабатывать, наконец? В мастерской у тебя по-прежнему порядок, а жить ты мог бы в прежней комнате…

Буш нервно мотнул головой, задетый за живое небрежным упоминанием о своей творческой работе. Наверное, лучше всего было бы сейчас завалиться спать. Хоть это-то здесь можно сделать: отца, видимо, не слишком беспокоили страдающие клиенты.

Но едва донышко стакана коснулось стола, кто-то оглушительно заколотил в дверь.

— Разве там не написано: «Звоните и Проходите»? — осведомился Буш — и вдруг увидел, что отец стал мертвенно-бледным.

— Это не пациент — так колошматят только военные. Лучше спуститься вниз и поглядеть. Пойдем, а, Тед? Наверное, это пришли за тобой. Я-то ничего плохого не сделал. Погоди, сперва я спрячу бутылку… Да что же это такое, в самом деле? Я ничего такого не совершил. Я и из дома-то выхожу редко…

Растерянно бормоча, он сошел вниз вслед за сыном. Град ударов снова обрушился на подгнившую старую дверь. Буш-младший снял щеколду и распахнул створку настежь. Двое шлемоголовых, вооруженных до зубов, отскочили в сторону с весьма раздраженным видом. На улице злобно тарахтел фургончик с решеткой на окне, поджидая свою добычу.

— Эдвард Лоунсдейл Буш?

— Я самый. Что вам угодно?

— Вы не подали отчет в Институт Уинлока, к тому же самовольно продлили срок пребывания в Странствии. Такое чревато ба-альшими неприятностями — и мы их вам сейчас устроим, будьте покойны. А ну, марш в фургон!

— Эй, послушайте, сержант! Я как раз собрался идти в Институт.

— В таком случае мы здорово сократим вам путь, ясно? Эй, кого вы тут пытаетесь провести? Глушит виски бутылками и думает, что я этот запах за ярд не учую. Поторапливайтесь, если вы нас не приглашаете, так зато мы вас пригласим!

Буш в отчаянии похлопал себя по карманам.