Войчех Швидзиневский - Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть первая

Подошел к блондину.

— Если я скажу, будто не знаю, зачем ты это сделал, это что-нибудь изменит?

Блин, не этого он ожидал. Не от Лукаша.

— Немного, но кое-что — это точно, — ответил он, разглядываясь по сторонам.

— Куба… я…

Только сейчас Якуб пригляделся к нему повнимательнее. Лукаш был бледен, у него тряслись руки, он вспотел.

— Куба, я не знаю, что со мной творилось… Сегодня, вчера вечером. Когда ты разрешил остаться тому русаку, я вдруг почувствовал, словно бы тот был важнее меня, как будто бы он должен был занять мое место, — он охватил себя руками, словно вдруг ему сделалось холодно. — Сегодня утром я соврал… Про него и про Каську. Я хотел… ну, не знаю, наказать вас… тебя… ее и его… И я повел себя как последняя сволочь.

— Вообще-то, следовало бы, — Якуб не глядел на блондина, только на винтовку, которую держал в руках. — Мне следовало набить тебе морду. Следовало бы отпинать тебя так, чтобы ты высрал собственные почки, хуй ты долбаный. А потом мне следовало бы пойти к Каське и позволить ей сделать с собой то же самое. Потому что я тебе поверил, потому что не встал рядом с ней, потому что, курва — мать ее ёб, я сам не знаю, что со мной случилось. С ней ничего не случилось?

— Ничего.

— Вы хотите уйти или вернуться?

— Разве у нас есть выбор?

Движение! Слева! Якуб бросился на землю, разыскивая стволом цель. Краем глаза он зарегистрировал, что Лукаш делает то же самое.

— Не стрелять! — заорали они одновременно.

Из моря развалин перед ними появился силуэт.

— Эй, вы! Не стреляйте.

Михал?

Поднялись оба, одновременно опустили оружие. Михал приблизился к ним с неуверенной усмешкой.

— Куба… я…

— Заткнись. Я уже все знаю. Что ты тут делаешь?

— Я… — Михал покраснел до самой макушки. — Я чувствовал, что обязан идти помочь Каське. Куба, мы не…

— Знаю. Ничего не говори. Лукаш, приведи ее.

Блондин потупился.

— Только, Куба…

— Чего… — он был настолько измучен и зол, и, одновременно, вопреки всему, чертовски, абсолютно счастлив. Шум озера, который долгое время заполнял его голову, затих.

— Ты же не дашь ей сразу оружия, правда?

Он рассмеялся во все горло, за ним Михал, к ним присоединился Лукаш. Они хохотали, стоя среди развалин, а близкий пруд чмокал сонными волнами о берег.

Роберт М. Вегнер — дебютировал в 2002 году в 19-м номере «Science Fiction» рассказом «Последний полет Ночного Ковбоя». Затем были другие рассказы в том же журнале.

Живет он и работает в Силезии, куда, как сам говорит, переехал за госпожой своей жизни, которая тоже прибыла туда из других краев — «И вот так мы и встретились где-то на средине пути».

Этого момента я никогда не забуду. Я как раз откладывал книжку и тянулся к выключателю, чтобы погасить свет, когда зазвонил телефон. Краем глаза я глянул на стоящие рядом с кроватью часы: половина второго ночи — поздновато для обычного разговора. Я поднял трубку, испытывая нарастающее напряжение, обычно сопровождающее меня в подобные моменты. Не успел я хоть что-то сказал, как в трубке раздался неизвестный мне мужской голос, говорящий в нос:

— Это доктор Пивовский? — прозвучал краткий вопрос, но даже эти несколько звуков позволили мне почувствовать в тоне абонента серьезную обеспокоенность.

— Да, это я. Чем могу помочь? — спросил я как можно более вежливо, чувствуя, что это не обычный звонок о медицинской помощи. Этот номер я своим пациентам не сообщал. Обычно они звонили на сотовый, в такое время попадая на автоответчик с функциями секретаря.

— Говорит подпоручик Адам Ястжембский из штаба Нижнесилезского округа, код Альфа-Альфа, — услышал я в ответ. — Вы получили мобилизационное предписание, и вам необходимо немедленно прибыть в часть.

— Но я… — Честно говоря, он застал меня врасплох, и я даже не знал толком, что необходимо сказать. — Но как?

— Через несколько минут к вашему дому подъедет автомобиль без знаков различия. Возьмите с собой мобилизационный набор и ждите его у ворот.

— Есть, — пробормотал я в трубку, только никто уже этого не услышал. Мой собеседник отключился в момент произнесения последнего слова. Скорее всего, ему предстояло сделать еще кучу подобных звонков.

Я поднялся с кровати и провел рукой по лицу. Колючая однодневная щетина проблемой не была. В случае мобилизации на такую мелочь никто и внимания не обратит. Я натянул вытертые джинсы и взял из шкафа свежую рубашку. Потом, немножко подумав, я решил надеть удобные, разношенные высокие сапоги. Затем я вытащил лежащий в самой глубине шкафа рюкзак. Каждый из нас, покидая службу в специальных частях, получил точно такой же с одинаковым набором инструментов, лекарств и знаков отличия, необходимых в случае неожиданной мобилизации. Вообще-то я надеялся, что мне никогда не придется вынимать его, но, как получилось — ошибался. Я глянул на часы, с момента звонка прошло уже три минуты. У меня не было много времени на размышления. Я накинул куртку, приглаживая волосы, в последний раз поглядел на себя в зеркале и вышел в коридор, тихонько захлопывая за собой дверь.

Жил я на третьем этаже старого, оставшегося еще от немцев дома, которых полно в центре Вроцлава. Скрипящие ступеньки, еще помнящие времена позднего Бисмарка, вели меня на встречу с судьбой. Я инстинктивно пересчитал их, как будто желая запомнить их количество. Четыре пролета по девять ступенек и еще пять дополнительных при выходе из подъезда. Я открыл массивную дверь и осторожно прикрыл ее за собой, помня, как сильно может она удариться в коробку. На улице царила абсолютная тишина. В такое время город спал; нигде в окнах не было видно света. Я перешел на тротуар, обходя небольшой садик перед домом — чудо, крайне редко встречающееся теперь в наших городах, но насколько же скрашивающее урбанистическую пустыню.

Обещанного транспорта еще не было. Я остановился, прислушиваясь к звукам, доходящим с главной улицы, проходящей за школой, в которой я когда-то учился. Тишина способствовала размышлениям. До сих пор я не старался делать какие-либо домыслы относительно причин ночной тревоги. Просматривая вечерние новости, я как-то не заметил, чтобы в Европе или в мире произошло нечто ужасное. Но я каким-то образом понимал, что эта мобилизация — не простые учения, на которые время от времени меня вытаскивали, не позволяя сгнить в условиях гражданки. Никогда еще мне не приказывали брать на маневры мобилизационный набор. Эта мелкая, как не посмотри, подробность говорила о том, что произошло нечто серьезное. Хотя я усиленно копался в памяти, но не обнаружил ничего такого, что могло бы стать причиной вызова. После этого я решил не интерпретировать фактов слишком поспешно. Через пару десятков минут, как только я попаду в часть и попаду на совещание, то узнаю ответы на все вопросы. Вот только уверенность в этом не была настолько сильной, чтобы заглушить беспокойство, уже проклюнувшееся где-то на самом дне сознания. Беспокойство о том, что эта тревога уже последняя…