Войчех Швидзиневский - Фантастика и фэнтези польских авторов

— Мать всегда говорила, что из всего нашего семейства больше всего он любил меня.

Я в очередной раз протер глаза и по-внимательнее пригляделся к Червяку. Неужто у него начались галюники? Внезапно до него дошла ценность полученного наследства? Или ему кто-то сообщил, сколько стоят приправы в мешочках? Если они и вправду были такими уникальными, то, предложенные соответствующим лицам, они могли принести приличное бабло. Это значит, что именно так я тогда подумал. Оказалось же, что в своих размышлениях я был весьма далек от идеи Червяка.

— Ты можешь взять эти рецепты? — попросил Червяк, указывая на кучку записочек и листочков. — Там под ними имеется еще открытка, но ты пока что на нее не гляди. Пока что присмотрись к запискам дяди.

Я сделал, что он попросил — взял листки и просмотрел несколько, что были сверху. Все начинались с перечня ингредиентов, а потом переходили в коротенькую заметку, содержащую обстоятельства получения рецепта и способ приготовления блюда. Дядя-путешественник сильно болтать не любил, но даже своими связными, лаконичными описаниями заинтересовать мог. Или это экзотика неизвестных блюд так концентрировала внимание?

Почерк у дядьки был слегка наклонный, во многих местах — угловатый, с высокими, стройными, словно башни большими буквами. Полно было и индивидуальных черт, к примеру, когда писал малое «а», скобочку дядька всегда ставил отдельно от колечка, так что они не соединялись. А вот «о» он всегда писал против часовой стрелки…

Червяк начал нервно выбивать ритм на поручне, что было четким знаком того, что он теряет терпение. Я отложил листки на столик и глянул на приятеля.

— Ну ладно, есть тут у тебя парочка экзотических рецептов, — я пожал плечами. — И что ты хочешь со всем этим сделать? Издать кулинарную книжку?

Тот усмехнулся всего одной стороной лица. Когда-то он рассказывал, что видел подобную гримасу в кино, а потом долго тренировался, пока не вышло нечто похожее. Улыбка означала: «А теперь, старик, глянь-ка на вот это».

— Возьми-ка еще раз эти листочки, а потом еще возьми ту открытку, о которой тебе говорил, — рекомендовал он.

Я послушно вытащил из-под записок дяди открытку из Закопане. Открытка была черно-белой, изображала она Гевонт. Там еще была дешевая такая вырезанная рамка, как на старинных фотографиях, а в левом углу имелся след от чашки с кофе. Я глянул на Червяка, а тот закрутил пальцем мельницу в воздухе, давая знак, чтобы я перевернул открытку.

Содержание, стиснутое на предназначенной для письма половинке открытки, ничего особого не открывало. Блин, если я сконцентрируюсь, то даже буду в состоянии привести текст полностью, ведь уже столько раз его переписывал:

Дорогой Тадеуш,

Снова я в наших любимых горах, и, как обычно, меня угостили, как только здесь и умеют. Погода и условия просто замечательные, компания отборная, а еда — как обычно — отличная, хотя ей и далеко до твоих особенных вкуснятин. Опасаюсь, что при следующей встрече я излишне воспользуюсь твоим гостеприимством и в этом плане. Пока же что поздравляю от всего сердца, и пускай Господь будет тебе защитой.

Ну ладно, сознаюсь, что в первый момент я не допер. Быть может, по причине сонливости и позднего времени, а может потому, что я не особенно хорош в такого рода игрушках, но я и вправду не врубился, кто был автором сообщения. Так что моя реакция могла быть единственно возможной.

— Ну и?

Червяк даже рот раскрыл.

— То есть как, курва, ну и? Ты чего, не понимаешь, кто это такой?

Тогда я еще раз глянул на открытку. Почерк явно не такой четкий, как у дядьки, хотя, к примеру, после «i» всегда имелся промежуток, словно пишущий не мог дождаться, когда же поставить точку. Большие «S» писались от верхнего изгиба к нижнему, прописные «t» в средине слова походили, скорее, на прописное же «ł». Вот, в принципе, и все, что я мог сказать вот так, с первого взгляда. Тем не менее, я никак не мог понять, в чем тут дело.

— Эту открытку моему дяде выслал Папа! — не выдержал Червяк. Скорее всего, он больше не мог вынести моего тупого взгляда. — Кароль — это Кароль Войтыла, врубаешься? И в этой вот открытке он как раз благодарит дядьку за то, что тот ему чего-то там приготовил. Так что они и вправду были хорошими знакомыми!

Я лишь кивнул. И посчитал, что если буду продолжать молчать, то скорее узнаю, чего это мой сосед такой возбужденный. Я узнаю его замечательную идею и смогу снова спать.

— Ты помнишь, как когда-то в книжном я придумал название для бестселлера всех времен? Ну, мы тогда стояли возле стойки с новинками и…

— «Готовь с Папой»? — вспомнил я.

Червяк даже засветился от радости.

— Именно так, старик. А вот что ты скажешь, если бы мы такую книжку издали?

По-видимому, я вообще не умею рассказывать. Снова, еще немного, и я совсем забыл бы про самое главное. Конкретно же: о необычных талантах, моих и Червяковых.

Его талант очень даже ничего — парень умеет писать. Причем, писать умело. Он без труда подбирает слова, объединяет их потом в предложения, абзацы и страницы. Диалоги в его текстах достоверные, описания убедительные. К тому же, у него бывают совершенно гениальные идеи… и как раз в этом, в принципе, его самая большая проблема. Достаточно, если Червяк пишет текст длиннее пары страничек, и его собственные концепции уже заливают его, подавляют, дергают каждая в свою сторону. Мне кажется, если когда-нибудь ему удастся написать роман, молодые авторы будут пользоваться им в качестве источника вдохновения. А затем, на вопрос: «Откуда вы берете идеи?» те будут отвечать: «Из книжки Червяка». Я так это вижу.

Я, в свою очередь, вполне ничего рисую — всегда мечтал заниматься компьютерной графикой и рисовать комиксы — обладаю понятием о почерках. Правда, знаете, инстинктивно. В жизни я не читал какой-либо книжки о графологии, специальные термины мне незнакомы, зато я способен узнать человека по тому, как он проставляет буквы, могу сравнивать фрагменты текста и так далее. Еще могу, если только получу достаточно много образчиков и времени на подготовку, подделать любой почерк. Червяк говорит, что мне легче, чем ему — ведь мне же можно зарабатывать на фальшивых оправдательных документах в школу для детворы или записях в зачетки для студенческой братии — только меня никогда подобное не привлекало. Не то, чтобы угрызения совести, просто я боялся залететь.

План Червяка предусматривал страховки от залета практически на каждом этапе. Опять же, он был расписан в мельчайших подробностях. И, собственно, если бы не то, что сам я считал этот план совершенно нереальным, вообще-то он походил бы на вполне реальную идею, как заработать сумасшедшие бабки.