Скс - Режим бога. 3-я книга

- Хорошая песня... - спокойным голосом констатировал он, опять усаживаясь за стол, - а кто поет?

- Это наш солист... записал. А так хотели узнать ваше мнение... кому петь...

- Ну, не Сенчиной же, - криво усмехнулся всесильный хозяин города трех революций.

"Понятно... не отошел еще...".

Я позволил себе лишь намек на улыбку и поспешил заверить:

- Для Людмилы Петровны я написал две другие песни, а эту, мне кажется, очень органично исполнил бы Михаил Ножкин, - выдал я домашнюю заготовку.

- Ножкин... Ножкин... - наморщил лоб Романов.

- "Последний бой - он трудный самый..." - напел я.

- А... - сразу вспомнил тот, - ну, может быть...

Упоминание сразу о двух песнях для Сенчиной, тоже благотворно сказалось на настроении Первого секретаря.

После этого, мою историю о "знакомстве" с банкиром-итальянцем и последующих событиях, он выслушал, хоть и молча, но с нескрываемым любопытством.

- А после этого моего мнения никто особенно и не спрашивал, просто сказали, что нужно переезжать, - я виновато пожал плечами и преданно уставился на Романова.

Григорий Васильевич поразмышлял, мысленно сделал какой-то вывод и спросил:

- С чем у тебя там ещё кассеты? Ставь, давай... послушаем... - потом снял трубку одного из многочисленных телефонов, - Зина, горячий чай пусть нам(!) принесут...

В пятницу, 20 октября, меня вызвали в кабинет директора прямо с урока физики.

Директор с каменным выражением лица кивнула мне на телефонную трубку, лежащую на ее столе, рядом с аппаратом:

- Возьми...

- ...Витя, сейчас к школе за тобой подъедет машина и срочно в аэропорт. У тебя сегодня вечером запись на "Мелодии". Ты должен успеть в Пулково на рейс в 13.25, твой билет будет у водителя, - уже хорошо знакомый мне помощник Чурбанова - подполковник Зуев, выдавал инструкции по телефону четко и быстро.

- Я все понял, Николай Константинович. Сейчас выхожу во двор и жду машину, - пытаюсь копировать манеру подполковника.

- В Шереметьево тебя встретят. Вопросы есть? Действуй.

Трубка разразилась короткими гудками.

- Анна Константиновна, можно я сегодня уйду с уроков? Меня в Москву вызвали...

- Да, мне сказали... - директриса пыталась сохранять невозмутимость, - иди.

Черная "Волга" уже ждала в школьном дворе.

Дом. Звонок маме. Сумка через плечо. Завывающая сирена. Пулково.

"Волга" выезжает прямо на взлетное поле и подкатывает к трапу.

Удивленно-уважительный взгляд симпатичной стюардессы и место в первом ряду.

Когда симпатяга, в "аэрофлотовской" форме и кокетливо сдвинутой на бок пилотке, принесла напитки я схохмил анекдотом:

- "Стюардесса говорит: - Так, всё, всё... Успокоились, успокоились, это всего лишь воздушная яма была... Что с тобой? Отпусти кресло, всё нормально! Вдохни поглубже.... А ты поменяй штаны. Так бывает, но всё уже закончилось! Успокоились? Ну и молодцы... Теперь пойду успокаивать пассажиров!".

Мой сосед - солидного вида мужчина в сером костюме и тяжелых роговых очках, от смеха даже начал икать!

Отсмеявшись, стюардесса икоса бросает на меня заинтересованный взгляд.

"А ведь постарше Веры будет! Хорошо, что дома успел школьную форму на джинсовый костюм сменить...".

И я улыбаюсь ей в ответ.

Ну, даже не знаю... Чё-то "маститым коллегам" я совершенно не нравлюсь. Никому.

Из "Шереметьево", на очередной черной "Волге" с номерной серией "МКМ", что в народе расшифровывалось как "Московская краснознаменная милиция", меня сразу отвезли на "Мелодию".

Если быть точнее, то не на наш "советский звукозаписывающий гигант", а в... церковь. Самую настоящую, но точно не православную. Здание было сложено из старинного красного кирпича, у него были большущие красивые витражные окна и дополнялось это великолепие высокой колокольней с четырьмя острыми башенками.

Вывеска на проходной сообщила, что мы входим в здание "Всесоюзной студии грамзаписи Всесоюзной фирмы "Мелодия" - о, как! Ни больше и не меньше. Два раза "Всесоюзной"! ФИРМЫ!.. Мдя...

Бдительная тетя на проходной проверила служебное удостоверение сопровождавшего меня водителя "Волги", куда-то позвонила и через пару минут за мной "прискакал" лохматый парень в вытянутом свитере и мятых брюках. Он окинул меня любопытным взглядом и протянул руку:

- Владимир! А ты значит, Виктор?

Я изобразил приветливость, кивнул и пожал слабую кисть.

Мой молчаливый водитель коротко сообщил:

- Буду ждать.

Чем вызвал очередной заинтересованный взгляд "встречающего Владимира".

"Ух, ты! У меня что теперь персональный "ментовоз"?!"...

...Пока шли по длинному коридору и поднимались на второй этаж ("- Малая студия у нас там, а в "большой" на первом пишутся хоры и оркестры"), я был проинформирован, что студия грамзаписи, расположена в бывшей англиканской церкви.

- Хорошее место здесь... Располагает к творческому процессу, - многозначительно закатив глаза, подытожил лохматый "философ".

Ну вот, когда зашли в "Малую студию", тогда "маститые коллеги" и обнаружились - небольшая группа мужчин и женщин столпилась вокруг Кобзона(!) и Лещенко(!), слышались смех и веселые восклицания.

Нет, я конечно говорил, что петь должны именно Кобзон и Лещенко ("как в оригинале"), но... все равно, слегка... ну, не по себе на мгновение стало!

Молодые... хм... относительно молодые, "мэтры"... Знаковые в моей первой жизни фигуры. Стройные, почти без морщин...

(Оба, для представления, 1978 год: http://youtu.be/TZqw8R3y3Sk , http://youtu.be/yGGe3kX3Mb4 )

"Господи! Никогда, наверное до конца, не привыкну, что всё происходящее со мной, происходит НА САМОМ ДЕЛЕ...".

Впрочем, умиление прошло быстро. Встретили меня сухо, если не сказать "неприязненно". Причем шло это от всех, и от обоих певцов, и от сотрудников студии.

Мужчина восточной внешности, в костюме, но без галстука, взял руководство процессом в свои руки. Он отделился, от замолкшей при моем появлении группы, и энергичной походкой направился ко мне:

- Здравствуй! Я - звукорежиссер, буду сегодня тебя "писать"... Зовут меня Рафик Нишанович.

- Здравствуйте... Виктор...

- Товарищи! Познакомьтесь... Это Виктор - наш юный автор музыки и слов... А сейчас еще станет и исполнителем!

"Товарищи" покивали - лишь одна женщина изобразила подобие улыбки, и стали расходится по рабочим местам, усаживаясь за разные устройства, непонятного мне назначения.

- Ну, наконец-то... - с недовольством разомкнул уста Кобзон. Лещенко - промолчал.

"Дивная встреча...".

- Самолеты пока быстрее не летают, - я пожал плечами и счел это достаточным.

"Чего, sуки, на ребенка взъелись?!".

Звукорежиссер стал выяснять записывался ли я раньше и знаю ли, что делать. Процесс я себе приблизительно представлял, решив, что запись во Всесоюзной студии не должна кардинально отличаться от записи в сочинской или у Зацепина.