Вера Огнева - Меня зовут I-45

Тит Пуллий не стал его поднимать. Сел на койку и устало качнул головой.

– Она сама туда полезла, Два-Ноль-Шесть. А перед этим убила нескольких человек.

Молодец, чо. Убила – значит, поделом.

– Я договорился о медкапсуле. Послезавтра бегать будешь, если поможешь. Нужна информация о «псах», все, что помнишь. Ты же работал на Эзопа?

Энцо зло щерился. Раскорячился так, что сквозняк холодил ляжки. Помощь им нужна, надо же.

«Поцелуй мои бубенцы, центурион».

Уже разок помог «орлам», спасибо. Подставили, отправили без прикрытия, кинули на койку и оживили, когда понадобился. Заморозили-разморозили. Нет, больше не прокатит. Он же не кусок мяса.

Тит Пуллий следил за ним внимательно. Серьезный. Видать, сильно их припекли.

– Сорок Пятая хотела бы твоего выздоровления. Хоть ты и урод, Два-Ноль-Шесть.

Вот это он зря. Даже зубы зачесались, так захотелось впиться ему в ногу. Еще хоть слово о Малой, еще хоть одна попытка использовать ее…

Тит вдруг поднялся и коснулся имплантата на мочке. Похоже, по нексу звонили.

– Центурион Тит Пуллий, – сказал он и помрачнел. Напрягся, будто в зад спицу вставили. Смотрел на Энцо, но, казалось, в упор не видел.

– Далеко? – Он провел ладонью по лбу. – Как так…

Он вдруг ухватился за ухо, побагровел и согнулся; едва не ткнулся лбом в пол. Больно, видать. Энцо даже не стал ему добавлять, хотя мог – стойкой капельницы.

Свет в палате погас. Стихло пиканье приборов, стих гул силового поля у двери. Тишина прерывалась встревоженными голосами из коридора. Похоже, рубануло во всем здании.

На улице вроде тоже потемнело. Энцо перекатился на живот и прополз до окна. Подтянулся на подоконник, выглянул наружу.

Энергии не было во всей курии. Черные линии эстакад, черные ноги жилых колонн. Ни машины, ни огонька. Даже аварийные генераторы вышли из строя, хотя должны были включиться. Больница же.

Чертовщина какая-то.

На горизонте что-то полыхнуло. И еще раз. То ближе, то дальше, и каждый раз в белой зарнице проносилась тень. Будто с орбиты что-то валилось. Энцо сощурился, пытаясь разглядеть, и едва не ослеп, когда сверкнуло над больницей.

На парковку приземлилась какая-то металлическая дрянь. Круглая и здоровая, как шаттл. Она выпустила ноги. Включила огни, осветила временный пост с орлом легиона на боку и плюнула зарядом.

Короткая вспышка сожгла два этажа дотла. Энцо даже испугаться не успел.

– Марсовы яйца… – пробормотал он.

Рядом щелкнул предохранителем Тит Пуллий. Оружие заурчало, готовое к выстрелу.

– Они самые.

«Боевая готовность через десять минут.»

Еще целых десять минут. За это время можно пробежаться из грузового отсека до рубки и обратно. Правда, имманес не бегали. Они вообще не торопились и, казалось, никогда не волновались. Спокойные, доброжелательные, уравновешенные. Вежливые машины.

Чего не скажешь о Малой. Она едва не подпрыгивала от напряжения. Каждая секунда ожидания казалась мучительной.

Она пробежалась пальцами по стене, и в отсеке зажегся свет. Далеко внизу, под площадкой, на которой она стояла, приглушенно замерцали верхушки туб освещения. Как пятна из игры в блокноте. Прямо в стенах бежали столбцы символов – все поверхности в жилищах и кораблях имманес были интегрированы в информационную сеть. В отдалении что-то урчало. Может, двигатели, может, еще что – она так и не поняла, с помощью чего эти корабли летали и как умудрялись развивать такую скорость.

Малая вытащила из кармана проволоку, свернутую в кольцо. Не спеша расправила ее. Стали видны полупрозрачные бляшки электродов. Сидели на металлической нити, как янтарные капли.

Она закрепила электроды на висках и лбу. Кожу кольнуло, и мир вдруг расширился, вобрал ее в себя. Как будто на дно утянуло: звуки стали глуше, краски перед глазами поблекли, мышцы налились тяжестью. Малая чувствовала такое, когда подключалась к сети на Старой Земле. И в день облавы, когда поднималась на лифте. Она словно оказалась в центре паутины. Нити связей разбегались от ее тела; мерно пульсировали, как гигантское сердце.

Они дрогнули, и в глубине отсека зашевелились тени. Дрогнули и побежали. Разделились на потоки, огибая стойки освещения. Свет заскользил по голым телам и лысым макушкам. По черной, будто обугленной коже.

Малая чувствовала, как работают сотни мышц – как ее собственные. Чуяла запах крови и нестерпимый голод.

Минута – и бегущие достигли основания рубки управления.

Еще полминуты – они облепили склон грузового отсека, полезли наверх. Несколько выбрались на платформу и замерли в шаге от Малой. Все одинаковые, лишенные половых признаков. Вместо глаз хитиновые пластины. Вместо носов провалы. Зубы блестят длинными иглами. Впалые грудные клетки часто вздымаются.

Малая провела рукой перед мордой ближайшего. Тот проследил за ней движением головы.

Инферио, так их звали. Мертвые имманес. Настоящая боевая сила. Аларих обделался бы, увидев такого на улице. Все «псы» и легионеры бы обделались.

Мертвецы не боялись смерти и ранений.

Не истекали кровью.

Не нуждались в питании – находили еду сами.

Каждый имманес знал, что после смерти переродится и послужит потомкам. Отличное и разумное решение развитого общества. Думали о других, а не только о себе, как делали люди.

Теперь Малая сама отчасти была инферио. За последние недели использовала нить каждый день и погружалась в иную реальность все чаще. Связь с мертвыми заполнила пустоту, которая не отпускала после гибели Энцо. Успокоила, как делали когда-то его прикосновения.

Лучше, чем все его прикосновения и поцелуи.

Малая склонила голову, и инферио повторил движение. В хитиновой пластине отразилась ее голова – вытянутая и сплюснутая сверху, как в кривом зеркале. Малая взялась за нос. Инферио попытался повторить и это, но костистые пальцы ухватили воздух – вместо носа у него чернела впадина. Просто две щели, затянутые сморщенной кожей.

«Он может быть моим предком. Или твоим. Будь почтительна.»

Услышав этот голос, Малая торопливо сняла нить – электроды с трудом отлепились от кожи. Нажала знак на черной лаковой стене отсека, и рядом возникло изображение молодого мужчины. Только лицо и плечи. Весь белый, как она сама: пепельные волосы, прозрачная кожа, светло-серые глаза. В форменной куртке без отличительных знаков.

Бел Шаи ар-Илла любил быть ближе к народу.

«Добрый день, Беа.»

– Малая, – уже по привычке поправила Малая. Бел Шаи наотрез отказывался принимать имена, которые дали ей люди. – Мы на месте.

Бел Шаи кивнул.

«Прекрасно. Начинайте.»

Малая замялась. Вроде все решила, все продумала. Хотела мести больше всего на свете. Но что-то не давало покоя. Какой-то голосок нудел на границе сознания; напоминал о бывших соседях под мостом Десятой курии. О номерах, которые жили в канализации.