Алина Болото - След Фата-морганы

Вернулась, вовремя, он заломил мне руки за спину, но зубы-то оставались свободными! Он дико вскрикнул, когда я впилась ему в шею, и ребром ладони рубанул меня пониже уха.

Я думала, он убил меня, но через пару секунд поняла, что мертвецы не швыряются людьми. А он у меня отлетел метра на два. Я вскочила на ноги и поняла, что никто меня не бил. Боль утихла мгновенно, и в голове прояснилось. И комбинезон целехонек, и на ногах даже какие-то сандалии появились.

А главное: из кустов-то медведь прется! Только не медведь. Морда-то у него рысья, а хвост и вовсе лисий. Тварь безобразная. Смрадом дышит, ступает тяжело, земля прогибается. Павел его увидеть-то успел, да за оружием только потянулся. Хрустнули кости, чавкнуло что-то, а вот тут-то я и отключилась. Глаза еще смотрят, а звуки все тише, а потом и в глазах потемнело.

Грянулась я на землю, а тела не чувствую. Тишина вокруг адская и туман такой серенький плавает. Только недолго он плавал. Подняли меня и посадили. Арни посадил, я все набок завалиться пытаюсь, а он ничего, держит. Личико белое, глаза громадные, и по подбородку кровяные струйки сбегают. Молча мы так сражались, пока я, наконец, руки не ощутила, тогда я сразу за ветку ухватилась и больше не падала.

— Пойдем в дом, мама, — сказал Арни. — Пойдем.

Как поднялась, не помню, знаю, боялась по сторонам смотреть, только под ноги. Арни вел, поддерживал. Хоть и старалась на него не наваливаться, и все же он прогибался, бедный.

Кое-как дошли до дома: вот и он, родимый, пригорюнился, окнами на нас сверкает, дверью поскрипывает. А цветы-то в палисаднике как разрослись! Когда только успели? Георгины громадные, красные да бардовые, хризантемы качаются, астры пестрят всеми оттенками.

Вошли мы с Арни, я сразу на стул упала, Арни мне воду подавать бросился, а я ее взять боюсь: руки-то у него в крови по локоть! Я смотрела на него с ужасом, сквозь бледное лицо ребенка отчетливо проступала рысья морда.

— Ты что так смотришь, ма? Я вымазался, да?

Его голос дрогнул, и я очнулась. Передо мной стоял испуганный ребенок и не более.

— Сейчас же умойся!

Я сама подвела его к крану и заставила снять рубашку. Он хныкал и жаловался на холодную воду, но я все терла и терла его.

— Ты почему сразу не сказала? — вдруг спросил он, вырываясь из-под колючего полотенца.

— Что, малыш?

— Что ты — моя мама!

Я не смогла ответить, просто набросила ему на плечи коричневый плед и повела в постель.

— Есть хочу! — заявил он, упираясь. — А спать не буду!

Я легонько шлепнула его, запихивая в постель, подоткнула одеяло и отправилась искать холодильник. Здесь где-то должен быть запас еды.

Через полчаса, когда Арни спал, умиротворенный тушенкой с хлебом, а я сидела на кухне и швыряла в кастрюлю очищенные овощи, за окном в четвертый раз взошло солнце. Оно озарило клубящийся туман, сквозь который проступали очертания города. Многоэтажные корпуса поднимались и рушились, колыхались мосты, вздымались и оседали башни. Медленно проплыл гигантский дирижабль, вокруг которого шныряли вертолеты…

Я с остервенением захлопнула крышку, зажгла газ на плите и поставила кастрюлю на огонь. Где-то вдалеке раздался грохот. Минут пять я прислушивалась, прежде чем поняла, что кто-то стучит во входную дверь. Я взяла со стола нож и отправилась открывать.

Щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге стоял человек в голубом гусарском мундире и держал в руке бутылку шампанского. Вначале я увидела бутылку, темно-зеленую с надписью «Советское полусухое», потом, скользнув взглядом по ментику, подняла глаза выше… В следующую секунду я уже висела у гусара на шее и рыдала в голос. Гусар оторопело обнимал меня, прижимая к моей спине холодную бутылку. Я бормотала что-то о своей безумной усталости, о мерзавце Павле, о внезапно прорезавшейся у меня власти над строениями сектора и опять плакала. «Ну, почему ты не возвращался так долго?» Я прижималась к нему все крепче, и бутылка в его руке вдруг начала дрожать. Он вздохнул прерывисто, наклонился и поднял меня на руки. Поднял не без труда, я внезапно ощутила свою собственную тяжесть, и его странную нерешительность. Я выронила нож, все еще зажатый в руке и услышала, как стукнула об пол деревянная ручка. Крепко зажмурив глаза, я продолжала смачивать слезами синий мундир. Гусар снова вздохнул и медленно понес меня куда-то, а бутылка все продолжала давить мне спину. Вскоре она исчезла, мы мягко опустились в подушки, и комбинезон пополз с моих плеч.

Я ощутила горячие жадные губы на своих губах и яростно рванулась навстречу. Мы обезумели вдвоем. Кровать стонала и скрипела, летели в стороны подушки, я едва сдерживалась, чтобы не вогнать свои ногти ему в лопатки. Я стала голодной кошкой. Мне было мало, мало, мало! И чем больше шалела я, тем сильнее заводился он, и вдруг… Кровать явственно тряхнуло, нас оторвало друг от друга и расшвыряло по комнате. Я оказалась на ковре с синим ментиком в руках, партнер мой едва не вышиб спиною дверь, а между нами, стоя на четвереньках с бутылочным горлышком в зубах, материализовался из воздуха Джинн в ослепительно белом плаще и не менее белом камзоле. Вначале я пискнула и попыталась прикрыться, потом ахнула, а потом до меня дошло:

— Джинн, так это был не ты?!

Джинн выплюнул горлышко, и бутылка мягко упала на ковер:

— Это был наш новый смотритель, дурочка, его прислали заменить тебя на твоем временном посту.

Я перевела взгляд на гусара. Если бы я открыла глаза раньше! Если бы не внезапно прорезавшаяся стыдливость!.. Так вот чье лицо использовал Джинн для собственного облика. Это же парень из второго подъезда! Мы с его сестрой в один класс ходили!

Откуда-то выскользнула шаровая молния и поплыла по комнате, ослепительно ярким пятном. Гусар опасливо покосился на нее, подтянул поближе рейтузы и принялся одеваться. Ментик я швырнула ему через комнату, а сама изо всех сил постаралась успокоиться. Джинн деловито открыл шампанское, сделал три внушительных глотка, потом протянул бутылку мне. Я, не задумываясь, повторила тот же трюк, вернула ему бутылку и по памяти воскресила на себе алоисский шелк. Серый, отороченный золотистой бахромой плащ с полупоклоном набросил мне на плечи Джинн. Его собственный белый плащ, мозолил мне глаза, мне нестерпимо хотелось плюнуть в него, но я сдержалась. Глюк, он глюк и есть.

— Мама! — запертая дверь отворилась сама собой, и на пороге появился заспанный Арни. — Джинн вернулся?

Мальчишка промчался через комнату и с разбегу вскочил глюку на плечи, Джинн, не глядя, поймал проплывающую молнию и протянул ребенку: «Держи!»

— Мама! А что мне приснилось! На Джинна какие-то дядьки кричали, потом ему одежду поменяли и велели из сектора ловушку убрать!